Смотрю в мутное зеркало. В этой комнате происходило важное для России. Трудился один из лучших художников. Обстановка - проста. Лосев размышлял над связью простоты и интеллигентности. Вот неровно оштукатуренная стена. Ее белили, но давно, и побелка потемнела. Роскоши Коровину не нужно. Ему милее рыбалка на реке. Посеревшая побелка печки в избе. По Лосеву - это важно. Интеллигентность - индивидуальная жизнь, интимная функция личности. Животное начало в этом функционировании беспощадно уничтожается. В России интеллигентность сродни аскетизму. Безусловное господство общественных отношений.
Коровин - хороший писатель. Природа - средняя полоса России. История - жизнь служилого сословия, оформленная в рамку православных традиций (большевиков не принял, отрабатывал заказы у властных, богатых, как Серов). Общество - бедные творцы (музыканты, художники, писатели), разорившиеся купцы, скромные женщины из белошвеек. С теплотой Коровин вспоминает о спившемся Саврасове, о бродяге и позере Шаляпине, о ненормальном Врубеле с итальянскими циркачами. Чехов вспоминал о практически поголовно пьющей родне. Люди «срединной России», грамотные во втором, а то и в первом, поколении, жили ради целей общечеловеческого благоденствия. Надо переделать несовершенство жизни (всей сразу). Не навести порядок в собственной комнате, не надеть чистую сорочку, а переделать само существование - в целом, сразу. Чтобы сразу (в «неприбранной» частной жизни) - так это в России. Если «целиком и сразу» - то это подвиг, поскольку из затеи «всеобщности» ничего не получается. Горькое разочарование. Жизнь в катастрофе, в беде, в бесприютности души и мысли. Тяжко и страшно. Русский интеллигент не ведает определений. Жизнь, как безнадежное преодоление, сизифов труд, поглощает его самого «целиком и сразу».
Ситуация зазеркалья. Переделать (и по-хорошему) хотел он, а переделали, перемолов, его самого. В России много великовозрастных детей. Тут никто не анализирует свою интеллигентность. Тут все переживают и, безусловно, бросаются на помощь калеке, нищему, сирому. Не чувствуют превосходства над другими. Всегда в проигрыше, перед всеми виноват.
Так я думал тридцать лет назад. И нынче не чувствую превосходства над другими («простыми») субъектами. Субъект, как правило, решит, что ты прикидываешься, зазнаешься. Ненавидят как раз слабого, а снисходительность, жалость к иному воспримут как слабость (или как высшее проявление зазнайства): «А еще интеллигент, очки и шляпу надел», - прошипят в след. Неблагодарность ранит. Страдаешь из-за несовершенства мира, из-за неудач с его преобразованием, а тут еще расстройство греховным чувством обиды за очевидную неблагодарность. Двойное разочарование заразно, но стойко гнездится в душе грамотного «гражданина в шляпе». Снова двойственность: интеллигент не ощущает себя лучше других, но он ощущает себя «иным». Сложность рождает не только прозорливость, но и бессилие. Элита, вышедшая из темных деревень и городских окраин, шизофренична, неспокойна, суетлива. Быстро забывает, откуда она родом. И ей постоянно не хватает ресурса - духовного, материального.
Вышел в переулок. Душно. Легкие тучки. Безветрие. Будет дождь. И. - не дождался. От одного «интеллигентного лежбища» отправился к другому - к дому Чехова.