От ордынцев прикрыли, в денежных отношениях отстали. Но в деловом взаимодействии могли дать фору любому западноевропейскому барыге. В европейском закутке – позывы к революции (Англия). А в Голландии и вовсе буржуй власть взял. Франция, Испания, Италия - отстали. Тем более Германия. Но и там буржуй кровью харкал, на баррикадах загибался, но свое место под солнцем отвоевывал.
Русский человек по особому был приспособлен к коммерции. Во времена Ивана IY в Англии (на несколько лет раньше, чем остальные крупные компании) основана была Московская торговля. Но, как революции пошли, царь всю коммерческую деятельность под себя подгреб. Хочешь торговать - к царю за лицензией. Собрался металл лить, лен ткать, канаты плести, оружие производить - все к царю-батюшке. Поляки да литовцы на этом сыграли: придем к власти - всем без поборов вольную дадим - торгуй, производи! В Московии - все по коммерческой части крутились. Бояре, чиновники, оброчные крестьяне. Но под строгим оком государевым. Когда Романовых на царствование выбирали, обещали царя доброго, справедливого. Если все в руках государя, то какие банки да векселя! Петр I монополию на бизнес отменил, а Петр III восстановил. Екатерина Великая опять ее отменила. Но не полностью. Огромные военные расходы, армия. Так и болтался русский буржуй между «да» и «нет» почти четыреста лет. Крутился, как мог: в основном, торговлишка, легкая промышленность - то, что быстрый оборот сулило. Каждый день думал русский купец, как выжить да продержаться. Какие газеты! Какая политика! У русского делового сословия до второй половины XIX века политических амбиций не наблюдалось. А когда в деловую среду попер бывший крепостной, о партиях, парламентах времени думать не оставалось. Тянули жилы, детей поднимали, с помещиками рассчитывались за вольную.
Петр Ионович родился в 1835 году в деревне Борисово Московской губернии. На отхожих промыслах собрал деньги для выкупа. В 1859 году получил вольную. Работал всю жизнь по строительной части. Освободился - и на строительство дорог. И не просто шоссейных или железных. Мосты строил, финансировал. Без моста и дорога не дорога. Занимался транспортными узлами и развязками, «ямщикам» путь торил. Основал Волжско-Камский банк, Северное страховое общество. Остатки крестьянского общинного уклада глубоко в душу запали. Православный, все-таки. Совесть теплилась. Строил храм Христа-спасителя, технические училища в Москве. Без мастеров и инженеров, говаривал, никуда нам не продвинуться. В 1872 году заработал дворянский титул (и сыновья его, активные молодые люди, также в дворяне выбились).
Губонинский дворянский герб - девиз: «Не себе, а родине». Состояние - 20 миллионов рублей. Кто-то покупал импрессионистов, кто-то - русских художников. Кого-то тянуло к шикарным курортам. За двести пятьдесят тысяч приобрел поселок Гурзуф с парком и домом Ришелье. В южной глуши открыл телеграфную станцию, гостиницу, православный храм, мечеть, аптеку. Любил пушкинский кипарис, чай под ним пил. Говаривал: «Крым - это моя любовница». Умер в 1894, в Москве. Но похоронить себя завещал в Гурзуфе. Могила героя капиталистического труда затерялась. Великая сила, несокрушимая энергия русского частника прахом пошла.
В начале семидесятых императорская цензура без купюр разрешила печатать «Капитал» Маркса. Книга толстая, сложная, читать не будут. Но время в России - плотное, жадное. Одного в импрессионизм тянет, другого - в Гурзуф, а третьего - на просторы европейского просвещения. Нашлись внимательные читатели Гегеля и Маркса. Хорошо читали. Применяли на практике, экспериментировали. Даже Столыпин-вешатель ничего не смог сделать.