Фыркаю, отряхиваюсь и снова - к парапету. Мощный хлопок, но уж тут успеваю отскочить, поскальзываюсь на мокром, припадаю на колени. Позволяю (непроизвольно) непечатное выражение. По лестнице поднимаюсь выше, на балкон, что навис над прибоем. На балконе - столики. Веранда - кафе. Туда уже и И. поднялась. Брызги долетают и сюда. И.: «Хватит, пойдем в парк». Я: «Постоим еще. У Коровина несколько пейзажей - море, Гурзуф, солнце, шторм. Праздная толпа на набережной. Женщины в длинных платьях, шляпках. Но на этой ли веранде они сидели - ели мороженое, пили вино? Прижмись. Я от тебя, как от батареи, обсохну!» И.: «Ну вот еще!» Однако прижимается, затихает.
Смотрим вдаль. Человек мал, в незначительности подвижен. Если мельтешить, то заметней будет. В итоге - хаос, любимая тема. Полоумные полотна Босха. Безумная «Герника» Пикассо. Представление о хаосе мутирует. Испанцы (из-за мрачного средневекового католицизма?) великолепно интерпретировали рукотворный хаос - войну. Веласкес - «Сдача Бреды». Куртуазные голландцы (проигравшие). Галантные испанцы (удачливые воины). Война, конечно, но есть порядок человечности.
У Гойи – уже иначе. Расстреливают испанских повстанцев солдаты наполеоновского родственничка, Богарне. Центральная фигура убиваемого - огромна, желта. Ночь. Скоро рассвет. Время нечистой силы. Французы - скоты, нелюди. Нет куртуазных победителей, галантных побежденных. Ярость. Нечеловеческая жестокость. Все же и у Гойи (даже в «Ужасах войны») мир сохраняет цельность. В этой стилистике Бондарчук снял сцены московского пожара в «Войне и мире». Расстреливают мирных жителей. Чуть не прикончили Пьера Безухова.
Но у Пикассо в «Гернике» хаос достигает абсолютного накала. Лошади, быки, собаки. Разорванные туши животных, людских тел. Стиль гризайл. Черно-белое. Более мрачное, чем ночь у Гойи. Фашисты и республиканцы - другое человечество. Не те, что триста лет назад, во время «Сдачи Бреды». Люди пошли дальше, к «управляемому хаосу». Кто-то решил, что контролирует «направленный взрыв». На наших глазах прах иллюзий: хаосом «руководить» нельзя. Он пожрет самого создателя. Антипрогресс. Не менее сильный, чем прогресс.
Время победы антипрогресса. Бог - это компьютер. Не нужно книг, газет, чувств. Нужна виртуальность. Осознаю это. Но, кто доказал, что есть сознание? Особая смазка, позволяющая человеку «скользить» в мироздании ради тщеславия. Если не «двигаться», то и разум не нужен. Человечий хаос - слаб, мал, неинтересен. Вот море – это да! Оно сумбурно грохочет, шипит, налетает. Так выразить природный беспорядок не смог ни один художник. Даже Айвазовский в «Девятом вале». Изображение штормового моря привлекает зрителей не меньше, чем обнаженная натура. Мы из хаоса никуда не делись. Логика, здравый смысл - иллюзии. Об этом - у Пикассо. В 37-ом на Всемирной выставке, в Париже, картина не вызвала интереса, засунули в уголок. Даже у Ле Корбюзье. Советские «Рабочий и колхозница». Фашистский орел - железный порядок, державный покой. Мухинский шедевр - неотвратимость радостного прогресса. У Пикассо – разрушенный покой, вопящий хаос. Возвращение к бурному морю до сотворения земли, в те времена, когда Хронос пожирал своих детей.
