Штаны порвались в неприличном месте от старости, истерлись. Умелые ручки - и дырка исчезла. Наслаждение, известное всякому - штопаные штаны, пришитая пуговица, пристроченная толстой ниткой заплатка на рваном ботинке. И еще - аккуратно подстриженная голова. Чувствуешь себя человеком. Не стыдно на людях показаться. Россия - огромна, северна, угрюма большую часть года. Горячий, сухой Крым, как аккуратная заплатка на сыром теле развалившейся на полмира стране.
Стою рядом с горячим, золотисто-бронзовым Лениным, и хорошо так, будто только что вышел из парикмахерской. Правая нога скульптуры вольно перекинута, пиджачок наброшен на плечи. Носок башмака вытерт до сияния многочисленными прикосновениями. Трепетно глажу ботинок. Обувку изваяния Окуджавы на Старом Арбате не погладил бы ни за что. После девятьсот пятого года у России два пути: Столыпин - Ленин. Столыпина застрелили раньше. Ленина не успели убрать тогда же. Безрезультатно пытались в восемнадцатом, спохватились, да поздно - дело было сделано. Ножнички истории щелкнули - и отстригли в истории страны гнилые нити, которые ничего не держали. Есенин, сельский мальчик, плакал не зря по умершему Ильичу: не стало того, кто Россию спас. Петр - Пушкин - Ленин. Стрельцы со старообрядцами - библейское общество с попами - белая гвардия. То, что от бояр да старообрядцев, - ножницы истории отстригли. Февраль семнадцатого - по верхам кадетствующие либералы, а в недрах - дикий крестьянский бунт. Белогвардейцы, интервенты, а самое страшное - ужасная крестьянская вольница. Ульянов-Ленин, скромные средства: сотрудников ВЧК в первый месяц существования органа насчитывалось, на сто пятидесятимиллионную Россию, сто двадцать человек.
В двадцать четвертом, после гражданской, политических заключенных - пятьсот человек. Дикая мысль - вся власть Советам. В неграмотной, пожирающей саму себя стране - самая полная в истории человечества демократия. Чудилось - рухнуло государство. В каждой губернии расцветает свое, национальное. Независимость. Вольные республики - в отдельных волостях. И - привлеченные на службу, старые бюрократы. Рабочие, вслед за крестьянами, шли к Ильичу, просили: давай, национализируем нашу фабрику. Вчерашний революционер, Ленин огорошивает: ну, возьмете предприятие - а дальше что? Считать «умеете»? Нет! Контролировать можете? Нет! Прибыльными станете? Неизвестно! Поэтому - учитесь! Старого хозяина оставлю. Зарплату ему назначьте - и контролируйте. Научитесь, тогда приходите. А пока - вот вам золотой червонец и НЭП с продналогом. Тамбовский дикий селянин особо лютовал. Слегка «прошлись» Тухачевский с Гайдаром. Чингиз Айтматов, выдающийся писатель, не зря написал жестокую книгу «Первый учитель». Пробирались орды басмачей через границу. Набивались с кровью в учителя.
В километре отсюда - Суук-Су, первый санаторий Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета. Ленин заботился о здоровье товарищей. Некоторых отправляли в Баден-Баден, как Рыкова. Основную массу - в Суук-Су, на склоны Никитской яйлы и Бабуган-яйлы.
Отправились с И. к своему корпусу. Два черных якоря, перекрещенных, вгрызлись в землю, в зеленую травку у лестницы. И. - в номер, отдыхать. Я - дальше, исследовать территорию парка. Почему космонавты восстанавливались в «Гурзуфском»? Надо же узнать! Для этого все есть - штаны без дырок, майка, легкие сандалии и обретенная уверенность в правильности выбранного пути: Петр - Пушкин - Чернышевский - Ленин - Крым - я сам.