Вопить от ужаса долин.
Кем след присыпан Моисеев?
Тропа прервалась. Я один.
Пророков век исчерпан длинный.
Вожди повымерли давно.
Один я, труженик целинный,
Пинаю древнее дерьмо.
Был Рим языческий, а позже
Второй и третий встали в ряд.
Они рассохлись, словно дрожжи,
Мертвы, опарой не кипят.
Но вновь взбугрился Град четвертый.
В крови измазан, криво сшит.
Я жизнью битый и потертый,
В трущобах вырос и забыт.
Когда кривая недоделка
Валилась под гору, скрипя,
Не стало лучших в переделке,
Сломило смелых. И меня.
Зачем, убогий, не добрался
До царства сумрачных теней?
Ведь я со смертью целовался.
Прижился пасынком при ней.
Но кто-то врезал в зад костлявый
Пинка и выкинул на свет.
Ору от страха, шепелявый, -
Пустыня щурится в ответ.
Дрожу, но ставлю, изловчившись,
Кривую стену. Вечность зла.
И в пятом Риме воплотившись,
Взмывает башня, как скала.
Не патриархи, не герои,
А я для слабых и больных
Покорно вечный город строю
И сочиняю этот стих.