Щелкаем выключателем: обширная прихожая с трюмо, шкафом, потертым пуфиком. Освещение идет от матового плафона, нашлепкой распластавшегося по потолку, покрытому большими ребристыми плитками. В зале люстра тяжела. Что-то изогнутое, под медь, а витиеватые плафоны (целых шесть штук) украшены розовыми цветочками. Два кресла, сервант, мощный раскладной диван, журнальный столик, тумба под телевизором корейской фирмы «LG».
Два стула. В серванте, за стеклянными дверками, несколько тарелок, вилки, ложки, чашки, почему-то три фужера, ножик. Все чистое, блестит. Торшер похож на строительный кран, чья стрела с абажуром нависает над диваном. Большое окно, закутанное тюлем, плотными синими шторами с золотым тиснением. Дверь в спальню. Она также просторная, украшена ковром, точно такой же тяжелой люстрой, что и в зале. Из двери спальной - выход в лоджию. Окно с выходом на балкон также укутано тюлем и портьерами.
Кровати величины особой. В каждую можно уложить лошадь. Разбегаюсь и, с разбега, плюхаюсь на мягкий ипподром. Покрывала на постелях того же цвета, что и шторы. После моего шумного приземления из-под покрывала выскакивают большие подушки в белых наволочках. Зарываюсь в них лицом. Наваливается усталость и запах чистого, проглаженного утюгом, белья. И. щелкает выключателями, пробует лампы, что поставлены на прикроватных тумбочках. Из спальни еще одна дверь выходит в маленький коридор, в котором расположен вход в ванную комнату, а затем в основную прихожую. Гастон Башлар размышлял о поэтике пространства. Заявил, что философские раздумья над поэтическими фантазиями напрочь отвергают все, что было наработано рационализмом. Все идет от отдельно взятых образов, что рождаются спонтанно. Восторг, новизна - вот корень поэзии. Она рождается из весьма простых вещей, которые «обжиты» человеком (когда б вы знали, из какого сора).
Жизнерадостный француз настаивает, что обжитое пространство - счастливое пространство. Пространство восхваления. Выяви человеческую ценность места - и ты поймешь, что тебе нужно защищать, а от чего бежать без оглядки. Умей полно, всесторонне пропускать пространство и его объекты через воображение - может, что-нибудь и срифмуешь. Предлагается осмыслить нужность погреба, крыши, ящиков, сундуков, шкафов, углов. Легче будет понять границы внутреннего.
Начинаю пропускать объекты нового места через воображение: вновь и вновь вдыхаю запах чистых подушек, резко поворачиваюсь на спину, вижу мягкий свет прикроватных светильников. Дверь в лоджию запуталась в портьере. Слышен возглас И.: «Да тут холодильник! Какой большой! Здорово! А в шкафу и вентилятор припрятан». Почти три недели предстоит, следуя заветам Башлара, выяснять: станет ли санаторный номер в тяжеловесном, советском стиле источником поэтического вдохновения. Ящиков в помещении достаточно, да и углов немало. Приятно чувство безвестности - что там, за входом на балкон, что увидим с высоты, стоя рядом.
Не спешу. Раскрываю чемодан. Достаю книги и укладываю на тумбочки. В ящики прячу документы, деньги. Снимаю перстень и часы. Кладу к изголовью. Первые «жесты» обживания в незнакомом месте. Шевелится что-то древнее, рудиментарное. Дикий охотник, нашедший пещеру и на ощупь пытающийся выяснить ее размеры. Тапки, майки и платья жены.
Вот бритва. Неохотно встаю с кровати, отправляюсь в ванную. Раковина, большое зеркало, освещаемое тонкой трубкой неонового светильника. Все остальное, нужное для утробы, в двух экземплярах. Обычная ванна, занавеска с голубоватыми рыбками. В ванну забираться трудно, ее впаяли в бетон и кафель высоко. Резиновые коврики. Полотенца для лица, ног. Пол, стены сияют белой плиткой оттуда же, из семидесятых. На каждом квадратике - бледная роза.