Тронулись. В Москву прибудем в восемь. Солдатики-соседи не очень-то и шумели. То ли отправлялись на серьезное дело, то ли уже возвращались оттуда, откуда могли и не вернуться. В Новокузнецком поезде все ветхое, потрепанное. Долго пытались засунуть чемоданное чудо под нижнюю полку. Не удалось, и, напрягая все возможное, взгромоздил объект на третью полку. Опасался - не рухнет ли.
Сидения дермантиновые, растрескавшиеся. Старинный пластик по стенам, а ступеньки для залезания на верхнюю полку - коричневые. Вагон семидесятых годов прошлого века. Мне они нравятся. Ни тебе часиков с указателем температуры над дверями, ни биотуалетов. Мыл руки, задвигал пипочку до упора, и вода - холодная, пальцы ломило - била струей сильной, веселой. Все железное и - педалька. Нажал, все тут же ушло, а в дыре грохочут колеса, и, сливаясь, уносятся из-под днища рельсы.
Тихие мужчины. На станции вышли в спортивных штанах с обвисшими коленками, в допотопных майках на широких бретельках. Окна после ливня не просохли, потоки воды прочертили в пыли на стекле длинные полосы. Грязь радовала равномерностью распределения – все неярко, приглушена окраска молодой листвы. Проехали Канаш с его заборами и складами, выехали в серое поле. Далекие деревья еле виднелись. Придорожные кусты сливались в неровную полосу. У нас с И. полки нижние, а на верхние претендовали две совершенно невыразительные девицы. Сели напротив, какие-то пришибленные. Появилась проводница, взяла билеты. Тут же вторая стала протирать проходы мокрой тряпкой. Вагоновожатые в белых форменных рубашках, которые с трудом сдерживали достоинства железнодорожных тружениц. А достоинства были потрясающими. Что сверху, что снизу. Наш чемоданище, по сравнению с этими Наядами, выглядел игрушечным туеском.
Появился старлей, вяло шутил с обширными женщинами. Говорил: «Отчего не приглашаете на чай, красавицы?» Получил ответ: «Отвали. Иди к солдатикам. Лучше с ними любезничай». Проводница терла пол, грузно разворачивалась, я вжимался в стенку. И жена, и тощие девицы скрылись от этих угрожающих объемов в дальние углы. Только ушла одна, пришла другая. Осторожно присела на краешек нижней полки, там, где она окантована дюралем. Послышался жалобный скрип. На груди тетушки-Эвереста - табличка (бейджик) с надписью: «Алла». Алла устала и долго тянула рассказ о замечательной лотерее, которую разыгрывают в системе РЖД. И. подключилась, заявив: «Покупаем. Ничего не выиграли. Зато выиграл Якунин». Алла (что удивительно) согласилась с бесперспективностью затеи: «Ну, что еще вам предложить, даже не знаю. Вот есть пиво «Балтика», седьмой номер, двести рублей». «Двести?» - громко удивилась не только И., но и девушки тихони. «Нет, так нет, - обреченно молвила предлагавшая, - и верно, чего деньгами швыряться?»
На боковых полках, напротив, разместилась стройная особа неопределенного возраста, а с ней тщедушный дядечка с такими маленькими глазками, что трудно было представить, что он вообще видит сквозь заплывшие белым налетом щелочки. Неопределенно-возрастная особа неприятно скрипела зубами. При этом резала колечками огурец, макала в соль, закусывала черным хлебом. Приговаривала: «Двести рублей. В Сергаче по двести пятьдесят с платформы втюхивают». И скрип-скрип зубами. И. быстро пересадила попутчиц на мою половину, расстелила постель, быстро уснула.
