Путешествие по земле, по морю. Тяжело. Лошади и ветер. Трясучие кибитки, нехватка денег. Возможный штиль (буря), морская болезнь. Двадцатитрехлетний Карамзин хотел плыть до Дании морем. Но бюрократы сказали: «Подорожная у вас выписана в Москве, а нужно, чтобы питерская была». Пришлось тащиться в повозке до Риги. Карамзин к трудностям был готов. Сидя в Твери, молодой человек мечтал о рубище, посохе. Мол, каждый цветочек запомню, каждым облачком полюбуюсь. Франциск Ассизский, блин. В Питере, на бирже, у знакомого англичанина желал получить вексель на европейскую жизнь - вот тебе и цветочки.
Путешествующие в первый раз с волнением ждут поездки. По ночам не спят, мечтают. Отъехав от дома, сильно тоскуют. У меня так было - глубоко, больно. Сердце в печали не просто болело, оно плакало. Сейчас полегче, но память о голубом море и чистом, жарком небе до сих пор тревожит меня, как всякого северного человека. Боль и радость путешествия утоляет нынче третий способ передвижения: по воздуху. Хирургическая операция: прикручивают ремнем к столу, хлороформом оглушают, копаются в кишках. В «Боинге» (других самолетов в России осталось мало): прикручивают ремнями к узенькому седалищу, суют в зубы ириску, оглушают рекламным журналом. Два часа - вот она, мечта, морская волна, скалы, зной.
Но кто-то должен доставить в Канаш. А. имел огромный внедорожник. Купил малолитражки жене, дочери. Бизнес не заладился. Остался кургузый «Фиат». На него и был расчет. Проблемы у А. из-за доброты. Злые - вот они, на «Лексусах» катаются. Мы насели, а еще у тещи, под Цивильском, ураган поломал ветви яблонь. Надо ехать и туда, и туда. Выехали раньше, чтобы заскочить к изуродованным фруктовым деревьям. Топтались в грязи, ничего толком не сделали, и захотелось под темные кипарисы. Они плотные, упругие. Сколько ни мучает их жестокий зимний ветер - им нипочем. Пружинят удары, лишь покачиваются.
Знаменитый цивильский проезд по дамбе. Безобразие творится ввиду женского монастыря. Деньги воруют то одни, то другие, монашки молятся, водители матерятся. А еще - чемодан. Говорил - хоть баул, хоть короб. Лишь бы уместилось. И. терпеть меня не может, груженого баулом: «Никуда не поеду, нужен чемодан с колесиками и выдвижной ручкой», - решительно заявила И.
Рынок - наш, колхозный. Колхозов нет, рынок - есть. Колхозного нет ничего. Шустрые перекупщики объегоривают деревенского хозяйчика-барыгу. Городские одолевают сельских. Селянин пьет самогон, ярится, мщением делает неучастие в выборах. В итоге, есть какая-никакая свинина, баранина, немного говядины (что в два раза дороже свинины). Чуть картошки-маркошки из других стран, краев, даже континентов. Море ширпотреба. Тесно, душно, вьетнамисто-азербайджански. Отличные чемоданы. Колесики - такие, сякие. Ручки выдвигаются сзади, сбоку, а многочисленные молнии завершаются номерными замочками. Внутри коробушка на колесиках отделана черным материалом, напоминающим изделия фирмы «LUI VITTON». Выбираем придирчиво, несколько зевак наблюдают. Тоже размышляют о чемодане на колесах. Даются советы. Предложения от жены. Естественно, темный, но не черный и не коричневый.
Продавец говорит: «Не сомневайтесь. Отечественный. В Перми шьют». Останавливаем выбор на темно-синем, с тускло-желтыми шашечками. И., вроде, довольна. Не совсем, конечно. 1 800 рублей.
