В музее не было ударных, а ведь идиофон древнейший инструмент, а различного рода ударные появились во время формирования человеческой речи. Справедливо сказано: «Хорошо произнесено – уже спето». Убогие мычания, как повторяющаяся реакция на состояния страха-радости, взнуздывались ритмом. Облако нечленораздельных звуков, как сахарная вата, насаживался на ритм барабана. Если бы не отбивался ритм, мы бы до сих пор мычали. Природа приходит к нам в виде воды, чего-то твердого (камень), рассыпчатого и в виде звуков. На стене человек начинает что-то карябать (и неплохо получается), а стена звуков, ежесекундно обрушивающаяся на головы человечества, сразу атакуется скреблом ритма. Неандертальцы, кроманьонцы - жалкие племена животных. Но изображение подобного и отбивание ритма (зародыш часов) вырывает человека из окружения иных зверенышей. Живые существа отстукивают интервалы, но человек способен отбивать разные ритмы. Он сочетает их с бегом зубров и диких лошадей, нарисованных в пещерах Пиренеев.
Но идиофона, барабанов, литавр, ксилофонов в музее не было. Скрипки - инструмент извлечения сладкого сока гармонии из белиберды природного звучания - в изобилии. Рояль, скрипка похожи на ювелирные изделия. Они позволяют выстраивать звуки в гармонических сочетаниях. В основе простая рациональная зависимость (с чего, собственно, и начинался рояль): музыкальный интервал построен на основе математической пропорции. У скрипки четыре струны. Они имеют разную толщину, и разница в высоте звучания равна музыкальному интервалу под названием «квинта». Изначально, в XI веке, была струна, натянутая над деревянным ящиком. Передвижной бегунок менял звучание натянутой сухой жилы. Найденные опорные точки звучания составили октавы. Называлось нехитрое устройство монохордом, и его любили монахи. Последовали клавесин, клавикорд, верджинел.
В одном из залов столпотворение старинных роялей. Будто черные чудовища подползли к проходу, как к ручью, чтобы напиться. Клавесин - большой, угластый, густо расписанный, как уголовник татуировками, взят в обширный пластиковый футляр. Клавесины по всему просвещенному миру держат оборону против роялей. Звук у них отрывистый, резкий, четкий. Выстрел-звук, выстрел-смерть. Когда тарахтит клавесин по ладам, чудится, что работает пулемет на позиции. Валятся, валятся трупы. В фильмах это заезженный образ. Плачут во время затишья, наяривают на гармони в тишине. «Два бойца»: Марк Бернес поет «Темную ночь». Уместное среди развалин звучание клавесина - мертвый, разваленный город, и смерть, используя клавесин, как инструмент, дробно, быстро метит каждый обломок своей печатью.
Человек искал красоты, как услады. Углубление чувственности не прекращалось столетиями. В итоге два снаряда - скрипка и рояль - дали приблизительно то, что было искомым.
У Рубенса имеется великолепное полотно, на котором броско, сочно изображены различные музыкальные инструменты. Какая огромная пропасть между хирургическими и музыкальными приспособлениями! Все лучше было. Лучше - это тогда, когда противоположности достигают наивысшего предела: Рафаэль - Босх. И орган, соединивший противоположно-направленную мощь клавишных и духовых. Что может быть выше этого?