Выхожу между голых деревьев к чугунному монументу: три девические фигуры кружатся, веселясь и ликуя. Знаю: есть во дворце стеклярусный кабинет. Существует твердая, осевая связь между китайчатым убранством и высоченным дубом, что раскинулся недалеко от входа. Табличка возле дерева, из которой следует, что дуб посажен в 1790 году. Поскольку Красная армия отстояла Ораниенбаум, и европейские варвары ничего в парке не уничтожили, то все деревья и кусты старые, под стать околодворцовому гиганту.
Во дворце реставрация. Визжит циркулярная пила. Рабочие-азиаты, в белой пыли, таскают в здание мешки. Аполлон и Артемида с маленькой ленью взирают на суету бесстрастно. Аполлон что-то изящно изображает ручками (мешки-то не таскал). Греческие боги такие же белые, как южные труженики. Белую субстанцию в мешках носят от «Газели», стоящей у дальнего угла здания. Въезд транспорта к самому входу запрещен.
Девицы в красных платьях, что игриво задирали подолы, сидят на лавочке, разглядывают строительные работы на крыльце. Присаживаюсь рядом. Чулки на девицах темные, с затейливым узором. Фигурки стройные, лица некрасивые, никакая помада не спасает. Говорю: «Вы, девочки, игривые». Они: «А ты, дядька, старый. Вон вьюн на крыльце. Посажен в конце позапрошлого века. Тебя тогда же придумали?» Разговор окончен.
Перемещаюсь к грузовичку с мелом. Возле боковой двери две бронзовые собаки. Носы истерты до блеска. Думал, перед тем как потереть, что бы такое пожелать. Не придумал, а оба носа у псов все же потер. Перед дворцом - пруд. По берегу тянется галерея из каменных столбов, столбы увиты корявым вьюном, таким же древним, каким опутано дворцовое крыльцо. Минуя столбы, к воде спускаются ступени. На гранитной площадке, что вдается в пруд, стоит косолапый охранник, крошит булку, собрал всех уток и чаек, что во множестве суетятся у воды. Здесь же каменная лавка. Сидят молодые: он и она. Еще одна стоит, говорит ему что-то веселое, дерзкое. Парень вскакивает, задорно орет: «Ах, ты, Люська, зараза!» Смеются, быстро уходят по галерее, оставив еще одну, в грусти, сидеть на коричневом граните.
