Строение тоже часть маски. Орешек нацепили на островок. Люди, воюя, эту личину собирались сорвать. Итог - перед глазами. Время сдирает маски. Города, крепости рассыпаются в прах. Но и люди, сначала нацепив на землю личины строений, потом упорно стремятся все содрать.
Тело после купания в ледяных ладожских водах было бесчувственно, абсолютно оголившись. Маленькое беленькое тельце на кромке океана, где никого нет, и только солнце беспощадно светит с высот. Язычники мы. Греки были более развиты, чем мы. Полагали - естество, явленное природе, должно быть прекрасно. Софокл тоже заголялся. Но он, голый, плясал, а не просто болтался по берегу реки. Танец был выражением радости по поводу победы греков при Саламине.
И Македонский голым плясал на могиле Ахиллеса. Это у нас - пьянка и душевный разговор. Умная беседа, говаривал Кант, высший род интеллектуальной игры. Говорить тяжело. Записывать - легче. Во время письма есть спасительный промежуток между явлением слова и результатом, который оно произведет. Можно в этот зазор всунуть башку, оценить предварительные результаты содеянного. Выступая - рубишь грубо. Бодаешься с языком, вступаешь в единоборство со словом. Срываешь, произнося речи без бумажки, свою личину. Как одежду, перед тем как голым погрузиться в пучину.
Вот Эсхил. Основная идея: мир богов и людей соприкасается. Небожители имеют от земных женщин детей-героев. Зевс и Семела, что стала Дионису матерью. Какая великолепная «мысль-личина»: человек почти равен богу. Боги - не безупречны. Эсхил сам делал для актеров маски, наносил на них рисунки. Придумал скену. Была у него и палатка. Красивая мечта! Люди же все испортят! Тиран Писистрат придал театральным представлениям характер государственного праздника. Культивировали земное, дионисийское начало. Были ли связи театра с мистериями - неизвестно. Скорее всего, театр у греков появился - и все!
Язычество - первоначальная игра на театре мировой истории. Христианство - интерпретация раннего лицедейства. Не все так прямолинейно, как в греческом мифе про Зевса и Семелу. Стыдливо умалчивают, а как сын божий, Иисус, объявился у Марии. Иосиф - несчастный! Непорочное зачатие - бред, двусмысленность в квадрате, в кубе. Но сколько веков человечество греется возле этого бледного, мутного огня. Кликушество - гимн двусмысленности. И все равно, в основе - языческий миф: Иисус - дитя бога и смертной женщины, сколько бы из нее ни делали святую. Просто - резкий уход от Диониса к Аполлону. Страдание - божьего сына казнили. Три вида казней: случайные, умерщвление святого, убийство преступника.
Входим в цитадель. У дальней стены - мощный одноэтажный дом. Тайная тюрьма. Секретное место, словно языческий алтарь. Здесь людей держали перед тем, как возвести под петлю, на эшафот. Никому не известно, кто же сидел в этом скорбном помещении. У дальней стены - возвышение из земли, обложенное крупными валунами. Словно древняя скена Эсхила. Теперь на этом возвышении старая яблоня. У стены казней тепло. Белые цветочки уже пробиваются на ветвях. На светлой стене - две памятные доски красного гранита. Перекрещены. Получается крест. На вертикальной пластине - фамилии казненных. Есть там Саша Ульянов. Умирали, повиснув на веревке.
Еще доска. Серая, гранитная, с польским гербом. В память о множестве поляков, придушенных тут же.
Еще доска. Здесь, под землей, косточки сотен защитников крепости - солдат, матросов. Во дворе бомбы и снаряды выворачивали останки наружу. Трупы переносили в цитадель. Здесь - безопаснее. Овальный холм с крестом между тюрьмой и церковью (могила погибших при штурме 1702-го года осталась на прежнем месте). Казнь - ритуал языческий, жестокая древняя игра. Христианство не для этих игр.
