Здание Казначейства желтое, трехэтажное, напоминает министерство времен правления царя Николая I. Классическая казенность заведения не совпадает с обликом Троицкого храма, возводить который принялись в тридцатых годах пятнадцатого века. А крылечко - к святым мощам преподобного Сергия. Вот и противоречие: нетленные мощи и казна. Что, и казна нетленна?
К мощам - много народа. Сначала я ходил на противоположную сторону храма, за церковь преподобного Никона и смотрел в Серапионовой палатке раку с мощами Антония Радонежского, архимандрита Стефана, Дионисия Радонежского и Иосифа Московского. Потом я маялся в очереди, а в Серапионову палатку отправился М. Пришел и говорит: «Видел ковчежек с частицей мощей апостола Андрея Первозванного. В Риме в нескольких местах наблюдали мощи апостолов. Сколько телесных кусочков по миру! Какие огромные тела должны быть у апостолов, чтобы плоти их хватило на церкви и православные, и католические». Поддержал разговор: «Представить себе не можешь, сколько споров, конфликтов, тяжб было за эти вяленые косточки, волосики, ноготки и еще черте знает за что! А в толпе практика обретения святых мощей - жива. Знаменитость хотят потрогать, срезать с него волоски, вырвать пуговицу или рукав. А еще обрести благодать от слова кумира. Суют ему листочки - подпиши, родимый. И за писульки грызутся. И я грешен. Дарю книжку - роспись-автограф ставлю. На добрую память. Вот и ты видел мощи - на добрую память. Обретение мощей - чудо. Вскрытие раки с мощами - тоже чудо, но наоборот».
Перед входом в Троицкий собор увидели знакомую - в длинной коже и ядовитого цвета колготках. Глаза сосредоточены вовнутрь, шепчет, видно, произносит что-то приветственное во славу преподобного Сергия. Входим в здание. Сначала большая прихожая. Серое все, мутное. Толпа. И все одного цвета. Медленно подползаем к небольшой полукруглой двери, что ведет в храм. В проем, поверх голов, видно, как все горит золотом в церковном пространстве. Этот тягучий, как темно-желтый мед, свет свечей колеблется, живет. Дух мой, ожесточенный неопрятным видом богомолки в странных одеждах, размягчается, теплеет. В нем поселяется сладость и истома. Ищу источник ее и убеждаюсь: не то важно, что здесь прах Сергия (гораздо сильнее трогает меня захоронение Ильича в Мавзолее), а то, что здесь веками висела рублевская Троица.
Кто надоумил Тарковского бить в самую сердцевину? Кто указал цель? Если сам догадался, то тогда он - гений зла. Но кажется, что кинолента «Страсти по Андрею» - плод коллективных усилий. На это упорно намекает Кончаловский в «Низких истинах».
Трудились мыслители! «Икона и топор» появилась на свет в то же время, что и эпопея Андрея Тарковского. «Иваново детство» - награда Венецианского фестиваля. А тут - средневековый русский богомаз. И слухи по всем европейским столицам. С чего бы это? Раньше Герасимовы и Роммы сначала снимали что-нибудь советское-коммунистическое. Потом уже, «кровью творческой» доказав лояльность, «играли джаз». Тарковский - единственный, кто обошелся без доказательств преданности партии и советскому строю. Первый. Были иные. Так же хотели. Аскольдов, например. Но, отбор не прошли. А Тарковскому - удалось.
