Зря пыжится Москва-барахольщица. Ее удел - пряники, матрешки, ушанки. Ну еще Патриарх Московский и всея Руси под ручку с грузином Церетели. Смешно харахорится учебно-производственный комбинат под названием Пушкинский музей. Учить детишек срисовывать копии с копий - ГМИИ сгодится. Но истинное, классическое величие - это музей из музеев, жемчужина из жемчужин - Эрмитаж. В Пушкинском суетится Лошак собирается построить выставочный городок. И - хранилище. В Ленинграде - построили. Получилось наисовременнейше. Говорят: огромные площади Генерального штаба - чем заполнять? Смешно. Здесь, в Старой деревне, более пятисот тысяч единиц хранения бесценных произведений искусства. Да, залы Генштаба скоро будут забиты до отказа (как и Меньшиковский дворец). Смотри. Наслаждайся. Жить-то человечеству осталось недолго. А вместе с ним уйдет и искусство. Царям и дворянам русским не было еще искуса - автомобили «Бентли», кокаин, личные самолеты, яхты по километру длиной. Ну, карты, водочка да борзые с лошадками. Деньги - в картины, шпалеры, ковры, скульптуры, парки и сады. Даже с женщинами тяжеловато было. Боярынь долго одевали, утягивали корсеты мамки-няньки. Так же долго снимать, распутывать. Замучаешься. Ну их, барышень капризных, к черту! Айда по лесам в рога трубить, по полям зайцев гонять. Теперь вот: брезгливое лицо Пиотровского (мл.).
Когда развалится Россия, город-государство Санкт-Петербург (попав под чей-нибудь протекторат) станет городом-музеем. Проживет, только собирая туристов со всего света. Пиотровский со стенда нехотя разъясняет: в последние годы удалось приобрести кое-что бесценное. Орас Верне - это мелочи. Выставили, потому что купили недавно. Благодарить же Эрмитажные сотрудники должны Ельцина Бориса Николаевича. Спорили Эрмитаж и Русский музей. Пьяненький правитель с покоцанной клешней решил неплохо (великие творения нужно смотреть поддатым): Эрмитаж и его финансирование с девяносто седьмого года прописывается в Законе о бюджете отдельно. Русский музей от такого не отказался бы, но однолапый решил: Русский капитально отремонтировать и отдать ему Инженерный замок и Мраморный дворец. Все успокоились. Но Пиотровский, звеня солидной мошной, в шарфике, накинутом на плечи, разъезжает по мировым аукционам, выглядывает, приценивается. Подозреваю: непосредственное приобретение идет через частных лиц. Частник узнает - Россия, Сибирь, нефть, газ, Эрмитаж - так малиновый шарфик директора дорого обойдется. А тут - дедушки-бабушки, божьи одуванчики - хвать! - и Верне в сетях, в Старой деревне, в белом доме, где температура и влажность поддерживаются при помощи сложнейших датчиков. С туалетной комнаты подметил - счетчики, датчики, самописцы на каждой стене, в углах, на потолках. При входе прочел: работают супермощные турбины, сосут пыль. Но - тихо. Работа многочисленных механизмов незаметна. Дом как часы. Время укрыто в сооружении. Красота - законсервирована. Наглухо. До неестественного безмолвия.
Брат машет руками, подзывает: Аристид Майоль, «Весна». «Идем, идем, - возбужденно шепчет М., - смотри, новые приобретения голландцев. Морские пейзажи. Парусник в бурном море, сочные, истекающие соком, натюрморты. Начало семнадцатого века!» «Посмотри-ка сюда, - советую родственнику. - Морис Утрилло, «Улица Кюстин на Монмартре». Вот же, вот она, знаменитая «Голова Христа» Жоржа Руо. Кто из любителей живописи не знает эту вещь! А наши умудрились купить. Купили и Рауля Дюфи, и Алексея Явленского!»