Про астралы и эзотерические тонкости говорили мало (Самюэль хмуро, обидевшись, висел на стене, как Буратино на гвоздике в театре Карабаса Барабаса). С., начинающий понимать подсобное значение в жизни Г., приволок индийские барабаны, бонги, керамические японские флейты. Подудели-постучали. Большеглазо и влажно, Г. изучала мою лысую голову. Желала прощупать мозги. Это было вызывающе, и решение «дать бой» созрело неожиданно: «Г., - спросил я, постукивая по коже барабана, - говоришь, что любишь Грецию? Но разве Греция - место для психолога?» Г. приняла бой: «Верно! Совместить знание о человеке, которое дает психология, с греческими гуманитарными представлениями сложно. Там поступки человека должны соответствовать высшему идеалу. А мы копаемся в том, что как раз мешает этому». Я: «Значит, удовольствие получаешь от живущего внутри противоречия. Как разгоряченный человек, нырнувший в прохладную воду. Так ты кто - фрейдистка? А эзотерическая школа - лишь отдых, релаксация от постоянных вопросов?» И, набравшись духу, неожиданно: «Может, и мой друг С. тебе для того же нужен». Тут С.: «Верно. Неистовость женщины разрушительна. Это в греческой драме - корень. Противостояние Антигоны и Креонта кончилось плохо. Кровищи много». Г: «Нет, С. - мне еще и друг. Миленький, хорошенький мой, не верь этому коварному. Какое же ты средство?» Я: «Тогда кто же он?» Г.: «Сказала же - не просто друг. Мы с ним уже почти год…» С.: «Да-да! Нормально», - и продолжил яростно дуть в керамическую дудочку.
Я потребовал еще чая со сливками. И «графских развалин»: «Больше года… Чем же занимались? - с набитым ртом, одолевая писк дудки, промямлил я. - Вот он, дедушка Фрейд. Четыре года писал Мартхен писульки. Представляю, как он замучил родню бедной девицы своими записками. Полторы тысячи писем. А не ответишь - обида! Нудный был парень. Нравоучения. Все не мог простить ей какого-то Фрица. Жуткий тип. Отказался читать любимого Ницше. Он, видите ли, так хорош, что мешает его собственному мыслительному процессу». Г.: «Меня не обманешь. Ты не во власти друга С. Тебя гнет пресловутое «эго». Я: «Чушь! Чешский еврей раскрыл коренные истоки творчества - влечение и страсть. Все на личность замкнул. На нехорошие вещи. Прямо как Эйнштейн в физике. Греки же не замыкали человека, а раскрывали его в бесконечность. У них и страсть, как Космос. У Фрейда страсть, как зубная боль».
Г. обиделась немножко. Сказала, выразительно глянув на С.: «Я иду спать. Поздно». С., хлопнув еще рюмочку, весело сказал: «Иди, спи. А ко мне Моляк приехал». Дружно ударили в барабаны, заверещали на флейтах. С. притащил толстое ватное одеяло. На кухне - телик. Расстелили одеяло на полу, улеглись. Сначала смотрели на красоту Монро («В джазе только девушки»). Потом - «Матрица». Киану Ривз в грязных лохмотьях не показался, и мы переключились на шахназаровскую ленту «Яды или всемирная история отравлений».
