Вновь вошли проверяющие, уже другие. «Во! - тоненько воскликнул левак, - теперь в каждом Мартышкино - свои проверяющие. При таких ценах развелось этих…» - «Так ты про деньги», - возвратил на стезю собеседника патриот-лирик. - «Деньги… о чем это я?..» - тяжело задумался разволновавшийся экономист. - Ах, да, - с вызовом, чтобы слышали контролеры. - Проверяющих - море. Проверок немеренно. Сил нет, но патриотизм твой, Леша, с вечным Путиным, становится самым прибыльным делом. Ты глянь, какая бородища у Вассермана. Как у попа. А Соловьев жирный стал. Ручки маленькие, беленькие. На сюртучок их сложит, и давай чесать про Россию-мать. Проханов - поддакивает. Зюганов - поддерживает. Жириновский кайфует. Даже армянское телевидение «Раша-тудей» американцев бесит. Оттого, что никто Россию не грабит. Россия сама сейчас инвестирует. А нефть с газом? Какая рента, украденная у народа? Этот вислоухий «народ» обувают все, кому не лень, а он не мычит, не телится. Наши-то нефтяные спекулянты из «Ганвора» - лохи, что ли? Умнее америкашек будут. Не рента, а спекуляция. Миллиардов на 600-700 в год. Да гастарбайтеров обдирают. Бордель. Депутат Федоров мычит про бедных русских олигархов. Для этого и держат, чтоб мычал… Рабочий класс…»
Электричка прибыла на конечную станцию. «Кожаные» дядьки встали - глаженые брюки, дорогие ботинки - проходя мимо - мне: «С Новым годом, приятель! Чего грустишь?»
Зашел в здание вокзала, узнать, когда последняя электричка на Ленинград. Тусклый свет. Двое, на металлических лавках. В ушанках, фуфайках, с чемоданчиками для зимней ловли рыбы. Один, краснолицый, спит. Кассир, неспокойная худая женщина, ничего не ответила: «Не знаю. Сейчас все поменяли. Смотрите на доску объявлений. Там, на бумажке…»
Пустая маленькая площадь. Дорога круто уходит вверх, но, если идти вправо, вдоль залива, к Меньшиковскому дворцу, то дорога широкая, ровная. Деликатно проскакивают редкие авто. Тянутся по обочине веселые забегаловки. Посетителей в шалманах нет. Иду в гору. Метров через пятьсот - главная улица Ломоносова, что ведет к парку. Окна в домах ярко освещены. Слышны нестройные крики. Лопаются хлопушки. Но самих празднующих не видно. Противоречие: слова о русском капитализме пьяных грамотеев и пустой город с криками невидимых граждан. Из несуразицы рождается торжественный покой - я ни за этих, ни за тех.
Справа открывается вид на стройную белую церковь.