У меня же кто-то стянул разум. Спал, будто умер. Не было снов. Не было даже утробного чувства темноты. Проснулся поздно. М. ушел в мастерскую. Накануне, подвыпив, говорил: «Как первый день проведешь, такой и весь год будет». Ел ножку новогодней утки. В этом году приволок из Чебоксар универсальную сушилку для обуви. Раньше пришлось бы ставить ботинки на полотенце-сушилку в ванной комнате. Неудобно. Обувь портится. А сейчас суешь два нагревателя, стилизованных под беленьких ежиков внутрь ботинок. Торчит длинный провод-хвост. Оканчивается штепселем. Его - в розетку. Ботинки просыхают хорошо, мягко. Удобные бытовые мелочи. Радуюсь металлической ложечке с длинной рукояткой для надевания обуви. Потрогал внутри - сухо. Зарядились батареи на цифровой камере. Камеру в сумочку - и на шею. Не пожалел жирной черной ваксы на зимние скороходы. До блеска надраил щеткой. Теперь никакая сырость не возьмет.
На улице хуже, чем вчера. Сеет мелкий дождь, как в ноябре. Плотность мглы чрезвычайна. Два часа дня, а уже почти темно. Еду в Ораниенбаум. Хочу видеть Китайский дворец и павильон катальной горки. На Балтийском вокзале рельсы мокрые и блестят. По шпалам важно расхаживают вороны. В электричке людей немного. Лавки не деревянные, как раньше, а пластмассовые, серые. Состав тронулся. За окном побежали игрушечные пристанционные домики, аккуратно выкрашенные в желтое и красное. Старые кварталы. Новые улицы и проспекты. Город велик, но неподвижен. Народ спит. Деревянным голосом делает объявления вагоновожатый.
На следующей за Балтийским вокзалом станции садится армянская семья. Центр семейства - грузная старуха в дорогой норковой шубе и оренбургском пуховом платке. Вьются невестки, сыновья, два-три внука. Появляются контролеры. Бригада проверяющих состоит из трех человек: один уходит к дальней двери вагона. Закрывает пути отступления. Двое пробираются вдоль вагона, каждый по своей стороне. Идут быстро. Приятно показать билет. Облегчение и у контролера (не надо применять репрессии), и у пассажира (подтверждение честности, благонадежности, достатка). Среди армянского семейства железнодорожники задерживаются. Говорит бабка в платке о не купленных билетах. Мол, на станции, где сели, касса не работала. И семья рассчитывала приобрести билеты в пути, у проверяющих. Проверяющие нервно доказывают: с первого января, при продаже билета в пути, взимается сбор в двести рублей. Поскольку семья многочисленная, то нужно доплачивать (не считая стоимости билета) больше двух тысяч. Бабушка суммой недовольна. На ломаном русском доказывала, что ветеран войны, что инвалид: «А дети что, тоже инвалиды?» - возражали проверяющие. Шум нарастал. Его мне и так хватает. В первый день Нового года я имею право на праздничную поездку. Встал. Пошел в соседний вагон. Навстречу мне спешили три дюжих парня в черном камуфляже. На груди нашивки «Служба безопасности». На спине - «Охрана». Слышал, как семья из Армении галдела: «Сегодня праздник. Друг, зачем так? Нам же близко. До Мартышкино».