Перекинулись на копание в домашнем белье стихотворца. Кто писал кляузы? Откуда анонимщики? Педерастия недобрых дипломатов. Легкомыслие Натальи. Денежные долги. Зависимость от азартных игр. Так - по каждой более или менее заметной исторической фигуре. Вот зальчик, где умирал царь. Ему-то как больно было! Но больше жалко Пушкина, чем Александра. Какие чудесные в Эрмитаже полы! Десятки различных пород деревьев - цветы, пальмовые ветви, узоры. Жалко наступать на такую красоту. Но, на гибель государственного человека (в переносном смысле) мне наступать не жалко. Писатель и поэт мне дороже. Разность их метаний. На Западе бывало подобное: Гете крупный госслужащий, а по выходным - сочинитель «Страданий юного Вертера». Бетховен денежку получал, а не получал, так валялся, выпив крепко, по подворотням, и мальчишки-оборванцы издевались над глухим патлатым дядькой. Вопят: у России нет вектора движения, одни бесконечные пространства. Мудр русский человек - «три года в любую сторону скачи, ни до одной границы не доскачешь». Чего мучиться с векторами! Наша страна, словно ежик, ощетинилась щепками, обломками, иглами порывов, благородных идей и устремлений. «Векторов», одним словом. В маленькой Франции, в невеликой Германии, в закупоренной островной Англии слабый «вектор» любого придурка мог достигнуть границ метафизических и физических. Всякий дохленький мыслитель испытывал восторг «одоления границы». У них, в малюсенькой Британии, это подпитывало сомнения, придавало истории государства праздничность и идентичность. Кончалось плохо.
Национал-социализм уж на что истинно европейский «вектор». Но сел «задницей» на нашего «хищного ежика», ощетинившегося обломками, и сдулся. У нас вектора есть. Границ для достижения их потоками развития - нет. Идем-идем – впереди беспросветно. И «тоннеля» тоже нет. Как в пустыне - возвращаемся туда, откуда вышли. Пешков Леша - странник. Но - неподвижный. У нас пространства - важнее. И революции у нас особые: не однонаправленные, а страшно напряженные внутри самих себя. Щелочь страшной силы, что расплескивается не вокруг, а прожигает «нутро». Что нам Хайдеггер с Кьеркегором! У нас Достоевский с Бердяевым. Мечутся писатели. Не знают, чего хотят. Даниил Андреев: универсальное государство. Роза Мира нужна для того, чтобы дать путь Антихристу. «Черный квадрат» Малевича - щелочь, что выжигает все внутреннее (ничто, которое экзистенциалисты считали главным - безосновностью бытия). Андрей Платонов - большевик, но с той стороны большевизма, где смерть и это самое «ничто». Маяковский - поэт космически трагедийный, а занимался рекламой резиновых изделий. Розанов – и бунтарь, и смиренник. Блок - вроде бы про «прекрасную даму», а на поверку - блудница из «Балаганчика». Владимир Соловьев – жуткая предсмертная «Повесть об Антихристе», высмеял все заветные идеи. Флоренский - богослов-технарь. Достоевский: глумиться над своими же идеалами для него - первое удовольствие. Толстой - отказался от своих романов, стал пахать землю, сочинять азбуку, бродить босиком. Белинский - то либерал, то монархист. Писарев - та же история. Ну, а Гоголь? Николай Васильевич так резко изменил курс, что сошел с ума. Эрмитаж - место, где сталкиваются Россия и Запад. Музей - единство нашей памяти. Только память культурного - не едина. У нас любят великих путаников - Достоевского и Толстого. Людей «единого вектора» - Победоносцева, Иоанна Кронштадтского, Сергея Юльевича Витте - изучать «не с руки».
