И. осталась беседовать с полицейскими из ограждения. Хотела знать - кто, откуда. Я прошел через рамку металлоискателя и оказался возле сцены. Люди беспрерывно прибывали. Перед сценой уже стояло человек сто парней и девушек, одетых в белые майки с изображением российского триколора на спине и портретом Путина на груди. Опять же белые бейсболки с надписью «Россия» и двуглавой птичкой.
Сотня делилась на небольшие группы. У каждой - главный. Как правило, взрослый, крепкий мужик. Они выкрикивали лозунги, молодежь подхватывала: «Крым наш! Слава России! Мы - на Родине!». Молодежи весело. Массовка кричала: «Даешь!» и «Ура!», размахивала флагами Крыма, Севастополя, России. Лица радостные, подпрыгивают, смеются. Организованных колонн, шедших на площадь, не было. Горожане шли группами, поодиночке. Пьяных не было. Людьми, прежде всего, обрастал постамент памятника Нахимову. К сцене не придвигались, видимо, опасаясь буйного запутинского молодняка. Те, кто был ближе к памятнику, расселись на уступах монумента, как в театре.
Популярны гибкие удочки. На них нанизано множество триколоров, андреевские стяги, видны были красные флаги с серпом и молотом. Обратил внимание на семью: мать, трое маленьких пацанят и преисполненный важности отец. В вытянутых руках он нес удилища с двумя полотнищами одновременно: краснозвездное и власовское, трехцветное. Сочетание дикое. Впрочем, винегрет из человеческих мозгов за двадцать пять лет умело подготовили бывалые «повара».
Постепенно заполнялось пространство и перед сценой. Активистам стало скучно орать одно и то же. Послышались крики: «Слава Валерию Павловичу!», и взрослый дядька, руководитель «десятки» подхватывался, его качали на руках, слегка подбрасывали, ставили на землю. «Ура Виктору Петровичу! Качай его!», и вот уже вверх летит Виктор Петрович, смущенно улыбаясь. Вольницу с швырянием в небеса начальства пресекли быстро. И снова: «Крым наш - ура! Слава России - ура!»
Минут через сорок площадь забита людьми. У Графской пристани орут в мегафоны тетки, собирают на морские прогулки с заходом на место стоянки боевых кораблей. Еле вырвался сквозь плотную толпу народа. Когда миновал металлоискатель, со сцены гаркнули: «Хор Турецкого. Встречайте!» Сытые певуны в ослепительно белых рубашках зажигательно грянули эстрадное, из шестидесятых: «Где-то на белом свете, там, где всегда мороз…»
И. ждала на мраморных ступенях, вольно сбегавших к морю: «Народу - много. Но все местные. Приезжие, кажется, ты да я. Никто билеты не покупает». Юркая зазывала хватает за руки, ведет к причалу: «Хороший корабль. Сейчас тронемся. Еще соберем пять человек и - в порт».
Катерочки оформлены причудливо: фальшивые мачты, ненастоящий штурвал, веревочные лестницы. И. рассказывает, что пацаны в черном - рядовые местной полиции. Теперь - российской. Пришли, под диктовку написали заявление об увольнении из украинской милиции и второе - о зачислении в штат российской полиции. Старую форму - серое с синим - поменяли на черную. Никто не отказался, в полицию вступили все как один. Зарплату выдали недавно. Выросла в три раза. Камуфляж черный - жарко! Сшит из синтетики. Все преет. Грубые, кирзовые ботинки. Отсюда мозоли. Стоять в оцеплении придется несколько часов. Вон сколько народу пришло. Проходит десять минут. Двадцать. Тридцать. Никто не подходит к кораблику. Звонят из Чебоксар. Потом - из Казани. Псевдофрегат покачивается на ленивых волнах. И - никого. Даже капитана. И. не выдерживает, бежит по пустому пирсу искать хоть кого-нибудь. Деньги-то - по двести рублей с человека заплачены. Появляется минут через двадцать (я успел уснуть под грохот, издаваемый командой Турецкого, доносящийся из города). Говорит: «Пошли, всех нашла». Тетка-билетчица ведет на другой корабль. Там сумели собрать желающих посмотреть на боевые корабли.
