Нахожу тропинку - изжеванную, словно использованная оберточная бумага, - спускаюсь к воде. С обрыва, на меня глядит седой археолог. Поднимаюсь. «Кто вы?» - спрашивает руководитель группы. «Преподаватель философии, из Чебоксар», - в ответ. «Каховские живы?» - спрашивает седой. «Отец умер в девяносто третьем. Сын работает, хотя уже не молод». «Встречал публикации. Особенно отец. Дельные люди. А философия все еще нужна?» - неожиданно спрашивает землекоп. «Сложно сказать. То закрывают, то открывают. Сокращения. Как свобода - так она нужна. Но приходят заморозки. Тогда ее не нужно. Философия - это умение неудобно размышлять. Для всякого общественного устройства», - это я.
«Размышлять всегда и неудобно, и опасно. Прежде всего, для самого мыслителя. С ума ведь сходят…» - он. «Я с ума не сошел, значит, тупой, размышлять не умею. Много вас здесь?» - спрашиваю. «Деньги дали после референдума. Еда, проживание, суточные. Мы - из Симферопольского университета. Если приглядеться, все восемь квадратных километров заповедника сейчас исследуются археологическими группами. Помпеи хотят сделать. Туристы. Валюта. Не получится», - седой.
Оглядываю холмистое поле. Тут и там замечаю скопления людей, которые копаются в земле. Седой кричит: «Перекур!» - и часть студентов, бросив кисточки и лопатки, окружают нас. Так - пятнадцать минут. И - чтоб уходили недалеко. А то не собрать. «Помпеи - товар. Только ленточкой перевязать. Но кто будет раскапывать Стабии и другие города, погребенные под пеплом? Италия - бедная страна, чтобы раскопать все везувианские завалы. Продают то, что раскопали за триста лет. А здесь - чувствуете? - кладбище. Вот эти камни, черепки, как переломанные кости. Сколько народов, сколько племен…»
«Так вы ученый гумелевской школы? Италия - хорошо. Северная Европа тоже прошла через Возрождение. Но это, как Помпеи. История на продажу историкам-недоучкам. А если копать глубже (а на это у людей никогда не хватит сил и средств), то все повернется другим боком. К той же Италии с ее Флоренцией». «Про малость и истертость темы Возрождения - верно. Мы не представляем, насколько неожиданна и велика история. Вот в этих холмах, например…» - археолог. Студенты: «И Причерноморье, и великая Азия, Дальний Восток. Копать - не перекопать. Зачем же мы корячимся?» Другая половина: «Не корячьтесь. Экзамен не сдадите. Диплом не получите. В кресло не сядете. Бабок вам не видать». Седой: «Вульгарная простота, ребята». Ребята: «Сейчас все вульгарно. Даже это Херсонесское кладбище. А фильмы? «Египетские гробницы», «Азиатские клады». Такие археологи пошли - копают не в прошлом, а в будущем, там, где еще ничего не случилось». Мужик, что без трусов плавал в море, при этих словах особенно смачно зарычал, забил руками по воде. «У флорентийцев была Греция. Вот они и размышляли о личности. Человекостроители были. Бельгия, Франция, Нидерланды - без Греции обошлись. Какая в Германии Греция! Дюрер да страшный Лютер. Нидерланды. Ван Эйк. У них - обществостроители. Крым - место, где два этих направления переплелись. Скрежет стоял тысячелетиями. Да еще гунны и степняки. Турки да татары. Греки с генуэзцами насмерть бились. Римляне. Одним словом, в Херсонесе - изнанка Возрождения, ее пот, ее кровь. И до сих пор не кончились трения. Грохот и испытания близки. Копаем, чтобы знать, насколько будет серьезно. Кладбище - место серьезное».
Тут начал вылезать из воды пловец. Он стыдливо прикрывал причинное место и дружески махал нам свободной рукой.
