Советский писатель Бондарев. «Берег», «Батальоны просят огня» и так далее. Писатель хороший (мужик тоже), но не Толстой. У Льва Николаевича, что воевал на этом кургане, видел десятки смертей офицеров, солдат, отбивал атаки неприятеля, была достигнута неимоверная глубина вопроса о соотношении войны и смерти. Меня, словно штык, кольнула догадка: Бондарев, написавший любимый мой «Берег», этой глубины не достиг. Темой был пропитан, знал вопрос «от» и «до» («записи» темы - на собственной шкуре). Почему не донырнул до дна? Боялся? Был корыстен (чувство, что дозволено только до определенной границы)? Ведь все уже произошло. Обо всем написано: «…Простым глазом видно было, как будто темные пятна двигались с горы через балку от французских батарей к бастионам. Впереди этих пятен видны были темные полосы уже около нашей линии. На бастионах вспыхнули в разных местах, как бы перебегая, белые дымки выстрелов. Ветер донес звуки ружейной, частой, как дождь бьет по окнам, перестрелки. Черные полосы двигались в самом дыму, ближе и ближе. Звуки стрельбы, усиливаясь и усиливаясь, слились в продолжительный перекатывающийся грохот. Дым, поднимаясь чаще и чаще, расходился быстро по линии и слился, наконец, весь в одно лиловатое, свивающееся и развивающееся, облако, в котором кое-где мелькали огни и черные точки - все звуки - в один перекатывающийся треск.
- Штурм! - сказал офицер с бледным лицом, отдавая трубку моряку». И еще - от Козельцева старшего: «Когда они выбежали из-за траверса на открытую площадку, пули посыпались буквально как град; две ударились в него, но куда и что они сделали, контузили, ранили его, он не имел времени решить… Козельцев был уверен, что его убьют; это-то и придавало ему храбрость».
Может - оно и есть: нет времени, отсутствие страха смерти. Было уже - вот здесь, там, где стою сейчас: взрывы, крики, свист пуль. У офицера не было времени. Значит, толстовский офицер и сейчас где-то здесь. Вне времени. Вне смерти. Лилась кровь. Мелкими дробинками просвистывают души невинных и сражавшихся здесь воинов. Сам я пронизан этими узенькими лазейками бессмертия и безвременья. Говорят: земля пропитана кровью и все помнит. А пространство - оно не пропитано кровью, не наполнено человеческими страданиями и ужасом? Пространство не безгранично из-за таких вот островов человеческого бесстрашия.
Времени у Козельцева не было, но как-то он жил среди пуль и ядер. И пули не брали его, хотя и калечили. Просто Бондарев и его товарищи по «лейтенантской» окопной литературе (а парни-то были простые) должны были научиться чувствовать коридоры безвременья, пробитые бесстрашием или же ужасом. Страну грамотной делает не только умение писать и читать. Это дается миллионам, чтобы народ (превращаясь в народ) мог чувствовать всего себя в многомерном пространстве бессмертия, а не в тупых плоскостях жратвы, похоти, сна. Бондарев дошел до «фронтовой» любви. Тема достойная: медсестры, капитаны-лейтенанты. Но не дошел вот до этого: «Вланг, не евший целый день, достал кусок хлеба из кармана и начал жевать, но вдруг, вспомнив о Володе, заплакал так громко, что солдаты, бывшие подле него, услыхали.
- Вишь, сам хлеб ест, а сам плачет…»
«Войны просто так не случаются», - сказал я и медленно пошел от памятника к панораме. - «Чего?» - крикнула И. - «Ничего, - это уже я. - Пойдем посмотрим, сколько в этом году стоит вход на панораму».Потянулись бесконечные ларьки с сувенирами. Что-то ненормальное с Путиным. Его лик всюду - на майках, на кружках, на магнитиках. Крым - наш, Крым - наш, Крым - наш!