Деревья, в споре со скалами, держатся стойко и не проигрывают тверди. Но и верха не одерживают. Как только не ухищряются куст, дерево, малая травинка, мох, чтобы прорасти сквозь камень. Валуны оплетены заскорузлыми стволами. Словно огромные анаконды, десятилетиями, веками душат они, окольцовываясь вокруг валунов, то, что задушить им не под силу. Кто говорит о разумности законов природы? И причем здесь, в этой бессмысленной схватке, абсолют (в просторечии - бог)? Тупое, страшное упорство. Время, в бесконечной муке борьбы, гудит в горных утробах. Недра отдают остатки влаги зерну, зерно - корню, корень - стволу, чтоб тот безмерно, долго жал камень. Вековечная пружинистость ствола уродует его.
Давно, в цирках, демонстрировали уродов. Как правило, уродливые тела сильны, жилисты. Законы физиологии сработали ошибочно (как нам кажется), и мягкая человеческая плоть вступает в схватку с неверно интерпретированной закономерностью. Схватка жестока. Итог предопределен. Изломанное тело пружинисто. Не Бог начало мира. Бессмысленное противоречие, бесперспективное упорство - вот его исток. В горах это видно, и, на трезвую голову, ощущать эту вечную битву внутренне противоречивой природы невыносимо.
И. - хорошенькая. Ей весело. Обычно, устав, она начинает канючить. А тут - лезет по скалам, цепляется за изогнутые стволы, удобно усаживается меж покореженных стволов и ее не видно среди листьев. Кричит: «Найди меня!» Делаю вид, что напуган: «Слезай! Грохнешься». Куда там! Все выше и выше мелькают ее красные штанишки. Я знаю, в кого такие лазучие сыновья. В мать.
Тропинка взбирается вверх, выбегает к белоколонной ротонде, венчающей неширокую площадку. Далеко внизу Ялта. Морской горизонт перед глазами. Тяжелые лучи - видимые, осязаемые – обтекают белоколонный полукруг. В Чебоксарах есть подобное на набережной Волги. Чуть побелят, и тут же колонны, перила обезображены. Малюют помадой девки, пачкают баллончиками с краской парни. На царской тропе - белизна и ни единой надписи. Красота, конечно же, не в гармонии. Разве не красивы обезображенные борьбой с камнем стволы? Прекрасны в расточительной бессмыслице нагромождения камней. Уступы, скалы, обрывы есть тупая бессмыслица, возведенная в степень. Красиво оттого, что потрясающе. Равнинные леса, ведущие невидимую борьбу с тяжелыми глинами и холодными ветрами, являют нам свое противостояние неявно. Упав в траву в сосняке или под лиственным шатром, слушаешь гул лесных пространств. Он и есть свидетельство борьбы. И завораживает. Говорят, что природа - это книга. В силу несовершенства, человек склонен критиковать (а то и насмехаться) творения других. Даже законченный бездельник, считает себя автором собственного существования. Что говорить о поэтах! Эгоистичные себялюбцы. Бывает, человек лишен авторской гордыни. Но, это значит лишь одно - он увлечен иными страстями. Единицы и не самовлюбленны, и бесстрастны. Красоты природы, подобные царской тропе, дают возможность выпрямить кривой ствол себялюбия, залечить надломленную ветвь страсти. Обычно нами утеряна способность чувствовать. А в горах, при распахнутых видах на море и долины, они вспыхивают, как жаркий уголек из-под пепла.
Мы залезаем с И. на небольшой остывший вулкан. И. бежит меж валунов, впереди. С шумом, как слон, осыпая острые камни, несу свое грузное тело. На вершине черный крест. Сидим под ним в струях теплого ветра с моря, пьем воду. У меня остался чебурек из помидоров и сыра. Разламываем надвое, съедаем. Руки вытираем салфеткой. Ее сжигает И. Чтобы не мусорить. Пепел не падает, а летит по ветру.
Есть на тропе одно место. Кажется, что деревья побеждают скалы. Это - сосновый бор. Стройные сосны высоко устремляются к солнцу. Внизу - мягкий ковер сухих игл. Замечаем белочек - одна, вторая. Подбираются к нам. Сидим на рыжей хвое. Ждем, когда они подберутся ближе. И вот одна - совсем рядом. Кидаем белке маленький леденец. Берет черными лапками конфету. Смотрит на нас глазками-бусинками. Прыжок - и лишь легкая тень пролетает от дерева к дереву.