Стягиваю с себя майку и бреду по узкой улочке меж пластилиновых огней до нашего временного жилища. И вдруг, неожиданно падает бледный свет взошедшей луны. Серебристая дорожка, пробежавшая по морю, врезается в берег и расплескивает плотное сияние на берег, на парк, на дома. И - дальше, на густой черный лес. У вершины Ай-Петри этот поток прекращается. Хищная вершина скалится каменными клыками и горит белым светом, будто в полдень. Все застывает в толще теплого голубого льда. Маечку стягивать уже не хочется (лед же), пусть и теплый. Садишься на прогретые камни придорожного бордюрчика, запрокидываешь голову и, оцепенев, смотришь на крупные южные звезды. Чувствуешь рокот океанов, тьму лесов, ужас пропастей, что дает тебе торжественная песнь звездного неба. В конце августа начинается звездопад. Мгновенными искрами чиркают с неба «падающие» звезды. Плывут орбитальные спутники (их нынче нетрудно отыскать).
Посидеть под звездопадом не удалось. Только встретился с И. у магазина с симками и флешками (российская МТС так и осталась для нас в тот вечер недоступной), как раздались женские вопли. Слышались они от «золотого Ильича». У памятника много лет промышляет группа мобильных риэлторов - элита местных сдатчиков жилья. В распахнутых дверях потрепанного грузового «Пежо», восседает, словно царица, некая Муза Павловна. Грузная, она вытягивает изо рта потухшую «беломорину» и раздает приказания шмыгающим вокруг «шестеркам». Особо приближенные (женщины потрепанного вида) чутко улавливали хриплое чавканье Музы Павловны и передавали дальнему окружению. В дальних числились пожилые трезвые мужики. Трезвые и при автомобилях. Они подхватывали клиентов и развозили по адресам. И. говорила, еще несколько лет назад, что старуха с «Пежо» имеет в голове отменный компьютер, всё и всех помнит и может обеспечить жильем людей с разными доходами, от Инкермана до мыса Меганом.
Творилось необычное. Женщина-компьютер встала во весь огромный рост. Арбузные груди колыхались под ситцевым старым халатом. Папироса болталась в уголке рта. Она, выпучив глаза, в ярости долбила палкой по асфальту и хрипло кричала одно слово: «Суки, суки, суки». В мутном свете фонаря метались несколько тел. «Ближнее окружение» визжало, содрогалось, харкало слюною. Женщины лупили, таскали за волосы, покрывали словесным изыском какую-то тетку, которая орала: «Бл…ди, не убьете, да я вас самих, проститутки…» Мужики из дальнего окружения безучастно смотрели на расправу. Матершинница вырвалась, побежала к Горсовету, и дальше вверх по лестнице. Поймали и снова били. Вот вам и «состояние сознания». Если баба орет кому-то «сука», то она существует или лишь прикидывается. Тут не только глаголы являют собой информацию, но и действия. Одно яростное мычание чего стоит!
Мы с И. были единственными свидетелями драки. Прискакали менты, но на них не обращали внимания. Муза тряслась и гневно захлебывалась в крике. «Ближнее окружение» стащило жертву с лестницы. Та, окровавленная, все еще трепыхалась. Нас привлекли, как свидетелей, когда участников драки растолкали по «воронкам». Симпатичная следачка (уже в российской полицейской форме) сказала: «Приказано - пылинки сдувать с приезжих россиян. Немедленно реагировать на самую мелкую жалобу. Вас били или нет?» Мы: «Нет, но впечатление от драки ужасное».
Следачка разговорилась с И., стало ясно: новую (российскую) форму шили стремительно и за свой счет. Рядовым было хуже, чем офицерам. Им достался черный камуфляж, из синтетики. И несгибаемые «берцы» из свиной кожи.
Пили чай с лимоном и мармеладом. По телеку: умер Робби Уильямс. Самоубийство. Тиль Швайгер изображал дамского ухажера в немецкой комедии. Наших в Донецке совсем приперли к границе. В Киеве злобно радовались.
