И. не только добыла зубную щетку, мыло и мочалку. Она купила туалетной бумаги, мешок стирального порошка и бутылек шампуня. Когда я, легкий, свежий и в черных трусах вышел из душа, в комнате урчал вентилятор. На диване свежие простыни и подушки в белых наволочках. Солнце пробилось бы в комнату, но густые заросли винограда не пускали его лучи внутрь.
Всякий человек испытывает прелесть, когда бродит один в теплой, солнечной комнате и голышом. Такое блаженство иногда бывает в мыслях, когда голова вдруг становится тебе самому понятной, нужной, а все в ней происходящее неназойливым. Ты стареешь. Мельком глянув в зеркало на дряхлеющую плоть, ты отмечаешь черты возрастного оползня - складки жира, наплывающие на бедра, неуклюжий загривок, стремящееся на волю пузо и окривевшие ножки. Но, после прохладного душа, чистенький, в солнечной усладе, ты не сердишься на бренное тело. Тебе грустно от жалости к себе. Лодка я дырявая, шарик сдутый, но И. любит и мою лысину, и то, что под ней. Мысли мои тяжелы. В суждениях об окружающем едок, беспощаден. При этом лжив: в голове - желчь, в сердце - тоска, в теле - усталость. Но ты вынужден улыбаться, строить из себя доброго и шустрого парня. Твое существование оплачивают за то, что ты причиняешь мало хлопот, а беготня твоя обходится не слишком накладно. Жена видит тяжесть твою. Она - эта личина - прогоркла, как старый жир на сковородке. Но вот говорят тебе, голопузому деревенскому патрицию, хорошие слова. Она уже все купила на ужин: постное масло, помидоры, яйца, черный хлеб, чай. Пакетик любимого мармелада, без которого чай не чай, она уже припрятала в маленький холодильник, что примостился между окном и входной дверью. Там же большой арбуз и замечательный хохляцкий лимонад под названием «Живчик».
Тридцать пять лет назад сделал правильный выбор. В этом деле - в деле выбора соратника по жизни - гений. В том возрасте, в котором пребываем мы с женой-одногодкой, бабы превращаются в страшные колоды, сырые кучки, редковолосый, серый сухостой. Мужик подвешен на такой вот сучок, что несколько десятилетий назад, был девушкой (хорошо, если у нее были мозги). Слезть не может - кредиты, совместно нажитое имущество, проблемные дети (потом внуки) и привычка висеть на этом сухостое, не дергаясь. Ждать смерти. Ни тебе живых, блестящих глазок. Ни стройненьких, маленьких ножек. Ни беспредметной всегдашней готовности к взаимной ласке. Ежедневное нытье, словно скрежет тупой ножовки. Не такова моя И. Все у нее ладно. Глаза - живые, и, отражаясь в них, ты интересен со всей сальностью и прогорклостью. Валяясь на вольном диване, любуюсь заботой супруги обо мне. Она тянет по жизни тяжесть - меня, стареющего. Спасибо ей. Ничего этого не говорю, конечно. Женщине нужно поменьше знать о своей привлекательности.
В телеке - пиршество свободы слова. Вещают хохлы. Трудятся в «Вестях-24». Интересен крымский татарский канал. Сначала пляшут стройные девушки, а юноши играют на хитрых скрипках, упертых не в подбородок, а в колено. Затем стол с зеленым сукном. Мужчины - старые, молодые. Рассуждают - идти на выборы 14 сентября или не идти. «Если пойдем, - говорит один, - окончательно признаем русскую власть. Но русские признали наш язык государственным. Украинцы этого не сделали. Надо крепко думать».
