С моим лучшим другом Юрой Седовым я познакомился в первый день школы – 1 сентября 1968 года. Была солнечная погода, и, преисполненные непонятной радостью, мы отправились путешествовать в огромный овраг, располагавшийся рядом с нашей 1-й школой (тогда она была еще 20-й, чебоксарской).
Почему Юра Седов – сказать трудно. Может, Юра был такой же белобрысый, как и я. А может быть, меня заинтересовало то, что он носил очки. Мы вместе уже больше сорока лет и ни разу не ссорились.
В тот день мы бегали в гулких пахнущих краской коридорах. Нам повезло с учительницей. Я знал, что учительница такой и должна быть. Строгая, стройная и – немолодая. Заслуженная учительница РСФСР. Пусть она простит меня (все же я пишу заметки на ходу), не помню ее имени. И это при том, что в голове моей ясен ее облик –чистый и хороший.
Почему-то понравилось то обстоятельство, что попал в класс «Б». Не в «А» и не «В» (а были еще «Г», «Д» - малого народа в нашем юном Новочебоксарске было невпроворот). Мне было ведомо, что «А» - первая буква алфавита, а «Б» - вторая. Дошкольным чтением меня не мучили, но очередность первых букв была мне известна.
Живость моя была развита до того, что я смог найти обоснование превосходства «Б» над «А». Свои взгляды на этот счет громко, на весь класс и высказал: «Ну, что там класс «А»? Видно, туда собрали ребят–маменькиных сынков. На самом деле «А» - совсем не первый класс. Первый – это «Б». Здесь будут те ребята, которые не маменькины сынки, а настоящие мальчишки и девчонки. Как в жизни. За это их и будут любить». В первый же день получил первый урок общения. Все бегали, орали, но когда я произнес эту, довольно сложную, мысль о том, что «в жизни» формально второй, на самом деле первый, класс на мгновение замер. Все внимательно выслушали, ничего не поняли, затем продолжили бегатню. Хотя некоторые поняли. Юра Седов – понял. Подбежал ко мне знакомиться. «Я – Юра, а ты – кто?» - спросил он. «А я Игорь», - ответил я. Не было никаких там слов типа «давай дружить». Просто чувство полного соответствия. Как искра, вспыхнуло и спаяло навсегда.
Но был и Миша Карасев. Он тоже понял, но не подошел. Только недобро взглянул на меня. Видно, он сам имел эту мысль в голове, но я успел ее высказать первым.
Учительница чуть позже подозвала меня. Подозвала из-за этой фразы, которую я проорал на весь класс. И вновь было очень приятно. Мои новые одноклассники продолжали заниматься своими делами, но поглядывали, зачем учительница подозвала и о чем-то разговаривает с этим пухлым блондинчиком. Я чувствовал эти заинтересованные взгляды. Зависть Карасева была недоброй, но эта недоброта была приятна. Учительница сказала, чего это я так ору. Чтоб больше не смел. Но я-то все понял в свою пользу. Замечание ее, конечно, мимо ушей не пропустил, но подумал, что все-таки главным в разговоре было иное. Меня еще спросили, как я подумал, о главном. «Что такое «как в жизни»?» – спросила учительница. «Школа и жизнь – не одно и то же», - бойко ответил я. «Ладно, иди», - сказала учительница, усмехнувшись. Усмешку запомнил, понял, что вызвал интерес. Заинтересовались еще два человека – Юра Иванов и Игорь Ларин. Недели через две уже существовала дружная команда – Седик, Иванчик, Ларра (потом, после знакомства с Горьким, он превратился в «гордого Ларру») и Моляк.
Было еще одно – это девчонки. В те времена все школьники Советского Союза одевались в серую школьную форму. Благодарен этой форме – из толстого материала, теплая, с удобными карманами (особенно внутренними). На ворот костюма обязательно нашивался воротничок. Штаны должны быть отглажены, воротничок идеально белый. Отец, любивший хорошо отглаженную одежду (стиль нищеты – вещь штопана, но хорошо глажена), еженедельно заставлял меня самостоятельно гладить школьные брюки. Пиджак было гладить тяжелее, и отец гладил мне пиджак сам. Заветы отца по глаженью брюк исполнял долго. Сейчас устал. Лень стало. Зато у меня есть жена – она и гладит.
Девчонки одевались в коричневую форму и черные фартуки. Неброско, немарко, практично. Но ведь, черт возьми, какое чудо эти коричневые платья, когда по торжественным дням черные фартуки заменялись белыми. Это был символ всех праздников школьной поры.
