Но, прежде чем ввергнуть посетителя в перипетии западного фотоискусства, устроители биеннале (видимо, сознательно) разместили на втором этаже выставку работ Андрея Бронникова. И пестрый ворох портретов гламурных персонажей, а уж на шестом этаже - Юрий Еремин, обширная экспозиция фотоизображений старой Москвы. Смесь довольно дикая. Подобное испытал в Лувре, увидев полотно Рембрандта с нарисованной на нем освежеванной тушей быка. В экспозиции необходима стройность и цель. Рембрандт с его Саскией, толстой Данаей и мужиками-мушкетерами в «Ночном дозоре» мастер глубоко мещанский, буржуазный. В том смысле, что не скучный, а смятенный и революционный. Буржуазия совершала кровавые перевороты, которые были покруче пролетарских. Рембрандт какой угодно, но ни в коем случае не упаднический. И вдруг это странное мясо.
Голландцы изображали битую дичь, разъяренных охотничьих собак, навсегда почившую рыбу. Рисунок тщательный, по-праздничному детальный. Убитую еду на полотнах размещали в богатых столовых, чтобы гости видели - хозяева любят пожрать, и у них есть чем закусить. Забой скота был праздником единения простолюдинов, что неоднократно изображалось (пьяные блюют, дети шкодничают, старики обжираются). Все дышит праздником приготовления солонины на зиму. А вот Рембрандту просоленная плоть и народное ликование неинтересны. Он не превращает свежевание в спектакль. Сюжет составляет разверстое мясо - написано по-импрессионистски в семнадцатом веке. Все наоборот: был мажор - стал минор. Эмоции разрушены и потеряли свой строй. Гимн безотчетности. Что-то произошло у художника в сознании, и дикая вспышка открыла потоку живописных впечатлений белый холст. Безответственность по отношению к традиции всплыла из глубин - и вот вам гимн смерти. У Грюневальда труп Христа гниющий. У Рембрандта труп просто разделен острым ножом мясника. Там - убитая идея светлого рая. Здесь - заколотая жизнь. Зрителя ударяет лавина красок, сбегающая по нечетким очертаниям жирной туши. Ощущение одиночества. Мясо не размышляло до смерти. Не «размышляет» (тем более) и после смерти. Тупая, дохлая говядина, что может быть более одиноким! Поруганная жизнь.
Рембрандт не рисовал свиного мяса (может, оттого, что жил в еврейском квартале). Хаим Сутин (под впечатлением от туши Рембрандта) создал целую серию картин с мясобойни. Диким смешением стилей в галерее Свибловой пытались достичь того же эффекта, что и Рембрандт своей говядиной. Тот разделывал окорок, а мы освежуем образы окружающего. Для московского обывателя (пусть и стильного) эти предположения сложны. Просто накидали, что было под рукой яркого, броского, и сломали весь стержень повествования о внутреннем. У Бронникова - Азербайджан. Набережная в Баку. Пески. Красное солнце. Будто погружаешься в кинополотно Сокурова «Дни затмения». Сногосшибательные горные массивы. Средневековые городишки - в одном классно шьют папахи. В другом - пекут хлеб. В третьем - скручивают из меди сосуды и круглые бока украшают чеканкой.
Когда Александр Дюма попал в логово зороастрийцев (храм Атешгях), его поразил утробный вой огня, вечно вырывающегося на поверхность каменистой пустыни. Гобустанский заповедник (шесть тысяч наскальных рисунков) и спелые плоды граната. Они раскатились по темным коврам, над которыми трудились ширванские ковроделы. К чему вся эта сочная старина - неясно (видно, Бронников неплохо устроился при редакциях азербайджанских иллюстрированных журналов).
Бесконечный ряд российских и западных звезд и звездулек. Джуд Лоу. Собчак в роскошной шубе. Машков то с бородой, то без бороды. Опухший Хабенский. Земфира в образе скромной сиротки, а Алина Кабаева еще молоденькая, не заматерела. Вот Курникова, уже безобразная, личико похмельное. Чадов и Дапкунайте. Гоша Куценко с лисьим хвостом. Подружки: Лиза Боярская и Вера Брежнева. Какой-то модельер Терехов, в черном, всунут ножками-палочками в раструбы огромных сапог.
От Свибловой вышел за полтора часа до поезда. В душном метро шел, распахнув пальто, не спеша. В вагоне заметил: руки стали покрываться чуть видными старческими пятнами. В паровозе почти сразу лег спать. Полка - нижняя. Командировочные парни в соседях. Снилась комната в доме из бревен. Полки. Книги в кожаных переплетах и огромный фикус посреди комнаты.