Дорогой друг! Пить мне теперь нельзя. Быстро умру. В общем, подавленный я человек. Болтался, болтался между слоями жизненных иллюзий – а выбрал простое: кайф от биологического существования и книг, в конечном счете, копаюсь по помойкам человеческого разума. Отдельные находки привлекательны. Откладываю их в своей памяти.
Ты знаешь, дорогой друг, что существование тела поддерживал радикально – каждый день
Смерть напомнила о себе инсультом. Правая нога полностью не восстановилась, рука тоже, пишу коряво, четко выстреливать слова, как раньше, не могу. Быстро устает голова. Не могу бегать – пересел на велосипед. Когда выпадает снег, надеваю фуфайку, старую ушанку, войлочные боты «прощай, молодость», чтобы не мерзли ноги.
Три дня в неделю уходит на депутатские заботы: сочинение запросов, общение со страждущими. Остальное время – чтение книг.
Младший сын в тюрьме, старший со своей девушкой, в Питере, пытается там зацепиться. Жена весь день по делам. Донимает теща с огородом. Женщина инициативная. Реагирую на ее просьбы. Недавно радостно сообщила, что купила «КАМАЗ» песку. Его высыпали перед воротами гаража, и чтобы его открыть, нужно перевезти песок в сад. Два дня я тачкой таскал эту россыпь в сад, под старую грушу.
Тягал мешки, бадейки. Сейчас выпал чистый, белый снег. Он покрыл землю и желтую кучу, теперь уже нашего, песка. Зачем он нужен теще, не знаю (вроде, она хочет рассыпать его по земле). Но мне немного приятно – все-таки это теперь мой песок.
Так вот, хроменький, я и скачу по участку, между яблонями, вишней и сливовыми деревьями.
Жена купила дом. Мой стол, за которым читаю и пишу в тишине (теща, после того как выпал снег, уехала наконец домой), стоит на втором этаже. Деревья присыпаны снегом, и сад стал строгим, прозрачным, черно-белым.
Устав писать, гляжу в большое окно. За садом - овраг. На склонах - дома. Вдали серая, еще не покрытая льдом, Волга. А за Волгой темно-зеленые сосновые леса. Смотрю в мутную даль, и вспоминается, что весной, когда вишни и яблони покрываются белым цветом, я открываю окно в сад и читаю, как бы паря над кипящим и сияющим озером.
Этим летом, дорогой друг, я, как всегда, ездил в Крым, на дачу Куинджи. Брал два билета – на себя и на жену, но у жены навалилось столько дел, что вырваться она не смогла. Теперь собирается на несколько дней к сыну, в Питер. Собеседником был брат Миша, который обсуждал одну тему: жениться ли ему на некой художнице Тоне, которая активно Мишу в мужья зазывала. Но было одно препятствие – у Тони была десятилетняя дочь.
Я был против приемных дочерей, но у Миши имелся веский аргумент «за». У его знакомой обеспеченные родители-бизнесмены. Соответственно, у Тони собственная трехкомнатная квартира.
Разговоры были тоскливые. Раньше было вино. А теперь я покупал винца только Мише. Он охотно выпивал, тоскливость его приобретала мягкий, возвышенный характер. Мне было приятно слышать его голос. О чем он говорил, я не слушал.
По утрам не бегал, но каждый день ходил пешком до Симеиза. Интересовал вопрос: сможет ли солнце Крыма, без вина, принести такое же наслаждение, как тогда, когда мог позволить себе пить массандру?
Расставание с алкоголем перенес легко – никаких стремлений выпить. А вот что делать с солнцем? Я, дорогой друг, спешу сообщить тебе (хотя эта новость на хрен не нужна), что солнце осталось таким же прекрасным. Крымская природа стала пьянить как-то по-особому сильно, необычно.
Знакомый маршрут разворачивался не скучно. По утреннему солнышку - в ветхих трусах хромал от Алупки до автостанции. Потом шли Южнобережное, Зеленый дол, санаторий Баранова, Боброва и Симеиз.
Но и обратный путь не был скучен. Полчаса – и менялось освещение. Ай-Петри нависала над извилистой дорогой. Из-за кипарисов и инжировых деревьев далеко внизу распахивалось голубое море.