«Шепчущая» мама брезгливо осмотрела кашу из сухого пайка, отнесла в помойку. В биотолчке с утра появилось мыло (маленький розовый кусочек), но закончилась бумажка в рулоне. Все делал, как белый человек, но именно на мне ячейка перестала фурычить. Кнопочка нажимается, должен идти отсос, а его нет. Сердце чуяло недоброе уже при пробуждении: за окном, в ночи, мелькали редкие огни Подмосковья, а унитаз, втянув в себя отходы, потом с воем всасывал в себя воздух, ревел, как раненый носорог. И вот именно на мне «животное» сдохло. Что вывело из себя сложное электротехническое устройство - мое опухшее лицо в зеркале или моя бледная задница, закрывшая белый свет? Сменив, выскакивая на одной ноге, спортивные шаровары на брюки, пошел к проводнику - тонколицему грузинскому юноше. Юноша открывал стенной шкафчик, копался в проводках. Толчок ревел, но не функционировал.
На Казанском народу было немного, и, при выходе, сел на кресло переобуть ботинки. Раньше в паровозе давали обувные ложечки и расчески в одном пакетике. Ложечек нынче не дали. Натягиваю тугие ботинки с помощью указательных пальцев. Задники подогнулись и стягивали с кальсон толстые теплые носки, специально купленные перед поездкой. Думал, что будет холодно, возился с носками и ботинками, а в Москве - сухо, тепло, безветренно. Тучи на небе порваны. В дырах пропитывается предрассветной синевой небо. Билет в метро - сорок рублей за одну поездку. К тому же начал потеть. Шерстяное пальто, зимний шарф, тяжелая сумка с коробочкой сухого пайка (прихватил все-таки) и шумный ветер из глубокого туннеля. Состав, с лязгом, примчался к перрону, а вагоны - пустые. Расселся, кум королю, на двух сиденьях. Напротив две модненькие девушки с казахскими лицами. Выбирался со станции метро «ВДНХ» и очень понравилось, что со стен исчезла почти вся реклама. Выбрался из-под земли, а на улице совсем светло. И торчит, уставившись в хмурое небо, на громадной высоте, остроносая ракета. Чувство столицы - ожидание вольной прогулки, когда вечером нужно одно: ходить, глазеть, дышать. Ни приставучих газет, ни книжек, исчирканных карандашом, лохматых от закладок, ни нудных трудов по написанию текстов. План - вечером, после рабочего заседания, обойду всю ВДНХ. Надо же увидеть «собянинское возрождение» знаменитого памятника сталинской архитектуры. Беспокоят мысли о выступлении на Совете, но стальная ракета, упертая в пестрое, серо-голубое небо, уводит все мысли на задний план.
Великолепный монумент видел впервые в шестьдесят восьмом году. Воспринималась ракета всякий раз по-разному. Раньше - взлет, подъем, вдохновение. Теперь кажется, будто бы небо разверзлось, порвав серый свой бок о штырь космического аппарата, и хлынула на землю мощная река стали. Узкий вверху, поток становится все шире и над поверхностью идет циклопическими волнами, застывает коричневым гранитом, тяжкой пластиной пластается между деревьев парка. Закинув за плечи сумку, подняв воротник, поднимаюсь на изогнутый шлейф небесного стального потока. Хорошо прилаженные ботинки надежно цепляются за ледяной металл. Гулко отзывается каждый шаг в стальных глубинах. Если внизу, у основания, звук от шагов глухой, басовитый, то повыше уже потоньше. Если бы удалось дошагать до самой ракеты, получился бы оглушительный, чистый звон. По поднебесью разносилось бы: человек шагает вслед за ракетой. Берегись! Никто не кричал, не сгонял меня. Идти выше уже не мог. Когда ноги заскользили, поехал вниз. Спустился к медным горельефам. Ленин из меди указывает путь ученым, рабочим, инженерам, крестьянам. Мраморные бюсты Гагарина и Вали Терешковой торжественны. Решителен и прост Королев. Ему-то памятник воздвигли в 2008 году. Посмотрел, кто автор. И - отлегло: не Церетели.
