Между дымящихся паром темных плит отправляемся в ту часть кладбища, где высокие деревья сменяются елками. Есть и маленькие сосны - реденькие, как и могилы в этой части кладбища. Под ногами - песок, а весь участок идет под уклон к берегу речки. Место странное. Меж дохленьких сосенок редкие же, но потрясающие по своей пошлой роскоши захоронения. Какие-то молодые парни с весьма недобрыми лицами нашли успокоение на пологом бережку. И - нечто интригующее: внушительный квадрат территории покрыт отшлифованным мрамором, торчит высокая (опять же мраморная) стела, и нигде ни одной надписи: «Про запас», - говорит С., и мы вновь выбираемся из зыбучих, мертвых песков к церкви.
Выглянуло солнце. Защебетали птицы. Легкий парок с земли усилился: «Души умерших парят, - заявил я С. - И все здесь были проводники. Смотри, как красиво солнечные лучи пронизывают отлетающий с земли пар». Вошли в храм. Внутреннее пространство тесное, темное от нагромождения старинных образов. Девы Марии с младенцами скорбят за стеклами, что покрывают иконные ящики уже лет по 150. Присматриваемся и видим, что оклады будто опутаны длинными травами. Множество золотых и серебряных цепочек с крестиками висят на любом выступе иконных обрамлений. Золотые кольца - были. И перстни. С драгоценными и полудрагоценными камушками. Встречались даже женские сережки. Все эти ценности не украшали, а отягощали и без того тяжелые образа.
В верхние узкие оконца било яркое солнце. В одном углу свет падал на оклады, цепочки, перстни, и камушки светились красным, зеленым, желтым светом. «Неужели внутри - никого, - подумал я и тихонько воскликнул: А-у-у-у…» Никто не вышел ни по лесенке, что вела на хоры, ни из каких-то темных дверок, проделанных в стенах.
Вышли на солнце, в гомон и щебет птичек. Огромная старуха в серой шерстяной кофте до колен, в разбитых тапках, прошаркала мимо нас, недобро спросив на ходу: «Чего орете-то в храме?» «Так нет же никого», - решили проверить мы. «А я вам кто?» - спросила грузная бабушка. «А мы хотели спросить - в какую сторону литераторские мостки», - обратились мы к дежурной по церкви. «Идите по этой аллее, влево», - ответила пожилая смотрительница.
До литературных захоронений добрались нескоро. Поначалу выбрались к центральному входу, а там массовые захоронения участников Великой Отечественной войны, испытателей военной техники и экипажей самолетов. Слева от главного входа ворота, ведущие в хоздвор комбината монументальной скульптуры. Стало ясно, отчего на Волковом кладбище имеются потрясающие масштабные надгробные сооружения - специализированное промышленное предприятие - вот оно, буквально за кладбищенской оградой. Обнаружили семейное захоронение академика архитектуры Тона (того самого, что создал проект храма Христа Спасителя и дворца в Казанском Кремле, что ныне является резиденцией Президента Республики Татарстан.
Соседом М. по художественным мастерским до недавнего времени являлся художник Петр Рейхерт (сын народного художника России). В прошлом году Петр как-то странно умер (говорили - утонул). И вот теперь солидная могила отца и прихороненного рядом сына - передо мной. Кстати, обычно на старых кладбищах все лежат рядом с супругами, детьми. Тот же архитектор Тон нашел упокоение рядом с женой.
Наконец, показалась железная ограда литературных мостков. Захоронения знаменитых писателей, оказывается, отделены от основной территории кладбища. Поскольку раньше я здесь не бывал, то очень обеспокоился - вдруг место, ради которого мы и приехали - закрыто. За оградой мостков никого не было видно, а не очень серьезные крестики над чьими-то могилками - совсем не вдохновляли. Неужели литераторские мостки закрыты? Пришлось вернуться к главному входу, выйти на дорогу, что ведет на комбинат монументальной скульптуры, пройти в сторону города почти километр и в итоге оказаться на обширной пустой площади. Там высились каменные ворота желтого цвета. Сбоку - небольшая железная калитка. Она распахнута, и - надпись: свободное посещение литераторских мостков ежедневно до 19-00.
