«Тучки небесные - вечные странники», - подумалось мне, когда глядел на сахарные облака над Невою. Пустота. И лермонтовский «Парус». Про русского человека Чаадаев Петр Яковлевич - «середины в нас нет. Только что было грубое варварство», а вдруг все возлюбили «иноземное владычество». Отечественная война выиграна, в том числе и русским дворянством, но это самое дворянство - язык французский, язык убийцы и военного преступника. Бонапарта дворянство знало лучше, чем родной язык. Лучшие умы презирали православие, копались в католицизме, тяготели к масонам, не брезгали сектантством. «Парус одинокий белел», а в жизни - Чацкий (Грибоедов). Онегин (Пушкин) и странный «Герой нашего времени». Вся вереница «лишних людей», вплоть до Высоцкого Владимира Семеновича (и не друг, и не враг, а так…). Отчего-то презирали все эти «франкоговорящие» фамусовых, издевались над городничими, уездные города представляли человеческими помойками (Салтыков-щедрин, город Глупов). А за Глуповым, как не появиться «Городу Градову» Андрея Платонова, «Городку Окурову» Горького, уездному городу N, в который, в желтых ботинках, входил Остап Бендер. А далее романы Беловых - Распутиных - Астафьевых («Все впереди», «Печальный детектив» и т.д.).
При переходе от Дворцовой на улицу Рубинштейна ощутил уже не послевкусие жирных баварских колбасок, а легкую преступную пустоту. Дворцовая площадь с Зимним дворцом и Эрмитажем - явление западное, а сам я из низов, с фабрик и деревень нашей необъятной Родины. Жить в России нужно безграмотным (читать и писать, конечно, неплохо, а философии учиться нельзя, попадешь в омут). Это у Гегеля - все действительное разумно, все разумное действительно. А у нас - не Гегель, а Гоголь, который говаривал, что первоначально необходимо ощутить отвращение от самих себя, чтобы очиститься. Оттого не нужна и философия русскому - до стадии отвращения добирается, а очиститься не может. Тут Свидригайлов и Раскольников, не очистившись, так и пребывают в ненависти к самим себе. Просто Свидригайлов себя ненавидит, усмехаясь (в итоге играючи кончает жизнь самоубийством), а Раскольников всё вопросы задает. В «Бесах» раскольниковы под личиной шатовых налагают на себя руки. Я - как «Парус» - не дитя простора, а узник пустоты. Чаадаев, натура страстная, но ненавидел конкретные проявления российского. Он был ей стопроцентно адекватен: любил до испепеляющей ненависти (мягкий вариант позиции Петра Яковлевича представил Гончаров своим «Обломовым», да и Толстовский Долохов - того же поля ягода). И остается неподвижен. В царстве фамусовых и скалозубов.
Интересно, что в Америке собрался сброд со всего мира: что отличает настоящую сволочь - сволочь, она супердеятельна и суперконкретна. Деревушка Голливуд - и что в итоге? 1759 год - грязная деревенька Тайтусвилль в Западной Пенсильвании. Некто Эдвин Дрейк, по кличке «полковник» (на самом деле железнодорожный кондуктор). А также Джеймс Таунсенд с Джорджем Бисселом. Искали топливо для уличных фонарей - и вот вам - нефть. Все залили грязью. До сих пор мир смердит кровью и нефтью. А все этот самый «полковник», что впервые начал высасывать из недр эту кровь земли (вылитый Штольц!). Впрочем, не Дрейк, так обязательно кто-нибудь другой догадался бы начать эту преступную деятельность. Кстати, прозвище мужчины, который, словно нефть, высасывал природный талант у Элвиса Пресли, также было «полковник». Россия - страна «добрых людей» не оттого, что христианская, а оттого, что на нашей территории в полковниках - Скалозубы, а в Штатах - проходимцы Эдвины Дрейки. Мы чужие для себя самих. Пока ищем дорогу сами к себе - время идет, и мы ничего не трогаем. Наши «добрые соседи» себя не ищут, а, глупцы, прут наобум, лицемерно придерживаясь тупых, но общепринятых норм. У них - голый интерес, основанный на простом арифметическом подсчете заработанных денег. Считать деньги лучше всего в одиночку (чтоб никто не видел и не знал). Индивид в действии - там, коллектив в бездействии - здесь. Еще никто не ответил - что полезнее и лучше. По мне так, лучше все то, что отвергает «прогресс» полковника Дрейка (помните - знаменитого пирата звали так же?). На мысли о том, что живем мы в стране убогой проявлениями высшего и из-за того, что воли нашей не хватает на воспроизведение образов прошлого, мы с братом вышли на площадь Искусства, к зданию Михайловского театра.
