Эрмитаж мая четырнадцатого (несмотря на отсутствие да Мессины и раннего Тициана) - останется за немцами. Уродливый Гельдерлин засел в мозгах, и потащило меня к немцам. Тот же Кранах - удивительное сочетание темной строгости и затаенной, загнанной в уголки культуры распущенности. Надо так умудриться изобразить обнаженную, будто никто не раздет, а облачен в глухие монашеские одеяния. Брейгели (Старший и Младший) наигранно простодушны, издеваются над сложнейшими жизненными вопросами не натужно, по-простецки. «Поклонение волхвов», а городок-то европейский - маленький, зимний, грязный. Кто-то мал. Кто-то пьян, и ослы стоят, уткнувшись в солому тупыми мордами. Вот птицеловы (тут не святость, а ограниченность свободы - раз!!! - и птичка уже в клетке). Но и Христос-младенец, и приспособление для ловли птиц - на отшибе густого, нечистого человеческого быта. Там, у голландцев, кабак и поддатые мужики, толстенные бабищи и голопузые дети. Святое - не главное, припрятано и опущено ниже плинтуса. Тут один шаг до жуткого Иеронима Босха.
У немцев - иное. Уж если Ева, то совсем голая, но тело девушки странно выкручено, лицо круглое и плоское. Хочется сказать: прикройте нелепое тело праматери человеческой. Библейский персонаж не скрыт. Его Дюреры - Кранахи изобразили так, что жить не хочется, а кистью художника водил некто потусторонний, и необязательно это был Бог. Середина. Полукровки. Посредники между адом и раем. Существа, выполняющие нудную, грязную работу, в то время, когда большое начальство (бог и сатана) заняты более важными делами. Они заняты подтверждением (беспрерывным) своих сверхъестественных сил. Делами людишек вынуждены заниматься типы, подобные Бальтазару. В случае с немцами полукровки щедры. Знаю, что неясно, кто он - истинный немец: славянин, европеец? Получаются у творческого союза людей перехода и порождений сверхъестественного паритета странные натюрморты. Вроде - цветы и сочные фрукты. Но, принесены они на чью-то могилу. Выставлены у чьих-то гробов. Кто умер - неясно. Где хоронят - неведомо. Но цветы траурны, а груши наполнены забродившим соком. Стоя среди немецких художественных сумерек, вспоминаю тех, кто привык мыслить в сумеречном приграничье. Ницше (куда ж без него, любимого!). Шопенгауэр. Маркс - не немец. Еврей. А вот Шеллинг, Кант и Гете со своим Фаустом, мои ребята. Ремарк и Томас Манн - ни то, ни се (отсюда Ильич, представлявший своими работами крепкую, словно перец чили, смесь Маркса, Гегеля и Николая Гавриловича Чернышевского). Гегель создал «Философию права», как не добитый буржуазным расчетом романтик, уверовавший, что государство - это формализованный в нормах права народный дух. Подобные взгляды породили плеяду так называемых «исторических правоведов». Савиньи (и его ученики-сказочники братья Гримм), уверовавший, что закон - это точно прочувствованная справедливость. Традиции - вот фундамент человеческого общества. Закон же - это здание, воздвигнутое на фундаменте традиций. Есть еще и право, что соединяет традиции морали и формализм закона. Триада: моральные корни (почва) - право (пространство духа) - закон (территория разума). Так - а не иначе. Если иначе - то «женевский человек» - Жан Жак Руссо - мертвое равенство от рождения, закон, что выше моральных традиций. Немецкая мысль (и историческая, и философская) столь же причудлива, как обнаженные люди Дюрера. Мысль немцев, словно пышный цветок, медленно увядающий у неведомого гроба. Ильич не мог без немцев (да и куда России без Германии, обратная зависимость тоже справедлива). Ильич - о буржуазном праве: с формальной точки зрения, все верно, а по сути - издевательство. О том же и у Томаса Манна в «Докторе Фаустусе». «На западном фронте без перемен» Ремарка - русские крестьяне в плену, а у немецкого солдата Ремарка ненависти к ним нет. Екатерина Вторая так и вовсе души не чаяла в Русском Севере. И в крепких славянских парнях - графьях Орловых.