Мартин Скорсезе. Смерть, смерть, смерть. Посмотри-ка внимательно, дорогой друг, «Банды Нью-Йорка». Посчитай, сколько по ходу фильма уложили народа. Сколько положил народа в «Крестных отцах» Коппола? А в «Апокалипсисе наших дней»?
Оливер Стоун – «Сальвадор», «Уолл-Стрит», «Прирожденные убийцы».
Ты, дорогой друг, знаешь, как я люблю «Роллинг Стоунз», их крепкую развратную музыку. Старик Джаггер великолепен. Он держится. Его огромный, подвижный рот все так же напоминает раздолбанное женское влагалище.
Недавно известный мастер смерти на экране, Скорсезе, слился наконец в любовном экстазе с любимой рок-группой. Он снял про них фильм «Да будет свет». Нашел, как назвать. Сам старый, дряхлый. Старцы Мик Джаггер, Кейт Ричардс, Рони Вудс, Чарли Уотс. Естественно, я посмотрел фильм с огромным удовольствием. Мой фильм. Моя эстетика, мои герои. Разрушительно, но это – мое! Лицо Кейта Ричардса, старой обезьяны, - да ведь это лицо веселой смерти. Тут же Скорсезе, седой, интеллигентный, что-то важно комментирует. Молодец! Старые клоуны в цирке под названием «Абсолютный конец» - группа «Роллинг Стоунз». И вдруг - «Да будет свет». Свет оттуда прет, это точно – яркие всполохи преисподней.
По мне, так этот наркотик хорош. Я уже испорчен музыкой. Не только роком. Музыкой вообще. И еще литературой, многочисленными текстами. Знаю, зачем держат Голливуд или, например, студию «Гамон». Хозяева всех этих наркоманов-извращенцев, всех этих скорсезе, тарантино, поланских, кубриков, скоттов, верховенов, дэммов, стоунов, брукхаймов, лукасов, коппол, спилбергов дают им негласное, но железное задание – варить для мозгов, миллиардов праздных мозгов и сердец, для всего этого нужного для выполнения однообразных, механических операций быдла (а теперь уже и для этого не нужных – техника, да и китайцы есть) – крепчайшего варева, мутнейшей дури, вреднейшего раствора.
Какая там «религия – опиум для народа». Опиум, действительно, религия и сейчас. Но на самом-то деле «Голливуд – опиум для народов». Рецепт этого целлулоидного продукта прост. Никто его и не думает скрывать – любовь – это смерть. Красота – это смерть. Полное, скорейшее исчезновение – главная цель.
Там, в Лос-Анджелесе, половина населения наркоманы. Кокаин, героин, химия. Но даже эти сильнейшие наркотики – вспомогательное средство к главному.
Человечество «сливают». Россию «сливали» под водочку. Но разве Россию под «водочку» сольешь? Срочно Афганистан. Срочно опиаты. Море героина.
А здесь, внутри страны, телевизор и так называемая «компьютерная грамотность». К шестнадцати годам, к моменту выхода из школы, готовый электронный наркоман, кибернетический бездельник, щелкатель мышки. Теперь осталось только одно – доставить мальчику или девочке на дом дозу герика. Теперь набор полный. Через пять-шесть лет – готовое удобрение, можно закапывать. Или сжигать.
Интересно, что процесс отравления общества дешевыми компьютерами идет столь же стремительно, что и процесс отравления героином. Есть стадии этой лихорадочной гонки. Наркомания электронная: год-два – новая, более мощная модель компьютера, более совершенная программа – предыдущий компьютер выбрасывается. Наркомания физическая: алкоголь – марихуана – героин. Идеал – героиновый наркоман, сдохнувший от передоза на последней, высшей стадии игры-стрелялки. Кстати, эти игры с кровавыми виртуальными убийствами - не сильнейший ли наркотик?
Могильный весельчак Тим Бартон снял мультик под названием «Труп невесты». Вдуматься только – невеста (то есть высшее воплощение радости жизни) и – смерть, ее труп.
Дело не в социализме, не в капитализме. Сегодня эти схемы – тоже обманки, то есть явления наркотического порядка. Есть некие хозяева мира, они завели эту волынку: телевизоры и сериалы - пенсионерам. Они – на крючке. Спокойно вымирают под Петросяна или Опру Уинфри.
Молодежь дохнет от героина и компьютерных игр. Мои сыновья, видно, сдохнут от этого, если не одумаются. Если не одумается вся молодежь. Нам с тобой, дорогой друг, пердунам под пятьдесят, эзотерика и голливудские блокбастеры, а будто бы интеллектуалам - космические корабли до ближайшего спутника и споры о социализме и капитализме.
У этого убожества будто бы есть хозяева. И будто бы они были там, где изготовляют главную усладу этого наркоманского мира – бумажные деньги, точнее – доллар.
До недавнего времени они там и были, эти крепкие от понимания процессов и всевластия мужики. Рулили всем. Увеличивали и сокращали армии, развязывали войны. Более того, между ними, немногочисленными, бывали и споры, и конфликты. Например, появился некий Иосиф Сталин, мощно одно время «мутил по истории воду». А «мутить воду» его надоумил еще один стальной мужик – Ленин.
Не они – так процесс «сливания человечества» прошел бы более быстро и более гладко. Но были стальные мужики. Ничего не поделаешь. Из избранных поганой историей.
Потом согласие вновь установилось. Казалось, все вошло в норму. Хорошо было то, что «человечество сливают» по-тайному, известному лишь немногим, плану. Этот план выискивали, расшифровывали. Хотя был он прост – сливаем большинство людишек с планеты. О том, кто останется, договоримся в рабочем порядке. На основе для переговоров, контроль над газом, нефтью, золотом, алмазами.
Так вот, хорошо было то, что, при всей своей жестокости, этот план был человеческий, создан существами зверскими, но все же двуногими. А значит, на них мог всегда найтись другой двуногий. Эти зверские двуногие были умнее всех остальных. Они любили клавесин, Баха и Генделя. Доктор Хасс из «Мертвого сезона» ставил в концентрационном лагере одинокие космические токкаты и фуги Баха. На него нашелся наш разведчик, такое же жестокое двуногое, что и Хасс. Он пришиб Хасса, хотя у Саввы Кулиша он был благороден в исполнении Баниониса. Я долго думал, что наш разведчик был благороден. Сейчас, к пятидесяти годам, допускаю страшную мысль – хищное чудовище (даже не зверя) могло уничтожить не менее хищное чудовище, шпион Ладейников.
Когда я так думаю, тут же находится ответ на вопрос: «Как Хасс мог любить Баха?» А кого этот зверь, воспитанный в механических правилах современной науки, мог любить, как не одинокого, космического странника Баха? Кого мог любить этот монстр, сам являвшийся создателем этих правил? Красота и зло неразделимы. Зло вообще, как зло и определяется нами из-за наличия красоты. Голливудский затейник Джонатан Дэмм в «Молчании ягнят» мощно развил эту идею. Его психопат и людоед, Лектор Ганнибал, любил и живопись, и клавесин. Потом, с тем же Лектором, его поддержал брутальный кроволюбец Ридли Скотт. Он сделал Лектора служителем одного из флорентийских музеев.