Что-то зависит от контекста. Контекст зависит от фактов. Факты лишь кажутся абсолютными. У них свой контекст. Меняется он медленно, но упорные археологи, архивисты, краеведы и просто досужие болтуны чего-то все время раскапывают. Считалось, что городу лет пятьсот. И вот какой-то бездельник обнаружил истлевшие бревна, черепки и корявый, проржавевший кувшин. Крики - город-то тянет на всю тысячу! Вот и рождается целый ряд новых фактов, а, следовательно, контекст меняется. Питер в отношении множественности толкований его существования так же прост, как город Вашингтон или же новая столица Бразилии, сочиненная Нимейером. Триста лет - и точка. Если всемирная история не абсолютна, то что же говорить об истории человека. У того (даже самого серьезного) семь пятниц на неделе. И если общеисторический факт более-менее бесспорен в сознании человечества, то эта хлипкая определенность тут же сводится «на нет» выкрутасами человеческих фактов, фактиков, случаев и слухов. Городишко хлипкий, но вот на этой лавочке знаменитый писатель сиживал со своей будущей женой. Здесь же, десять лет назад, и сам наблюдатель пил пиво с водочкой, закусывал черным хлебом и плавленым сырком.
В юности я был бы возмущен почтением испанцев к Франко или трепетом французов перед Наполеоном. Как этого убийцу русских да в Собор Инвалидов, в темно-красный мраморный гроб? А нынче - плевать. Пусть лежит в мраморе, в окружении алчной и глупой родни, рядом с Орленком, сынишкой. Умиляют меня искусствоведы (сам таков). О чем гомонят? В семьдесят первом году, в Шаньси, крестьяне обнаружили гробницу императора Шихуанди (династия Цинь). И из-под холмов, ровными рядами, поперли терракотовые воины. Одна сотня. Две. Тысячи. Куда идут? Кого охраняют? Однако находка крестьян и интерпретации историков-археологов круто изменили интерпретацию истории Китая. Про Стоунхендж вообще ничего сказать не могу. Гигантские камни. Зачем? И кто? Может, солнечный культ? И не связан ли этот набор поставленных в круг камней с круглыми формами лондонского театра «Глобус»?
Чем старше, тем сильнее страсть к путешествиям. Всю жизнь читал о выдающихся памятниках. Внутренний музей накопил немало культовых идей и эталонных представлений. А как человек любит собственные мысли (чаще всего глупые, да и не сам человек на них натолкнулся). И вот восходит он впервые на Афинский акрополь. Все рушится, и человек стоит среди обломков своего внутреннего музея. И ему хорошо, оттого что физически существовать ему, пожилому, осталось мало, а непосредственное знакомство с артефактом все перевертывает с ног на голову. Ясно - мир все так же юн и непонятен, а разрушение нажитого и построенного - не беда, а всего лишь условие для нового старта. Тут тебе и факт, и контекст, и обрывки, осколки, отрезки сознания, что и есть наше мировоззрение. Оттого начитанные старухи (у которых еще не высохли мозги) так любят путешествовать.
Не сижу на месте и я. Москва. Питер. Крым. На спячку и отдых - в Чебоксары (все-таки название смешное). Не видел Африки, Лондона, Мюнхена. Вряд ли когда побываю в Нью-Йорке. А хотелось бы чертовски. Но беру то, что позволяют скромные финансы. На костылях, цепляясь зубами и ногтями, но доползу до Николаевского Собора в Кронштадте. Дохромаю до Эрмитажа. Прокрадусь к дедушке Крылову. Бездна между фактами моего сознания и фактами реальности. Попытка преодоления этой бездны - истинный экстрим.
Стою в книжном, на Невском. Хитрюга Кантор накрапал новую книжицу в тысячу страниц и за тысячу рублей. Нынешний Новый год подтвердил: Древняя Греция - обломки обломков. Копии с копий. Но, истоки - там. А далее - интерпретации на обломках обломков. Карнавал, маски и бесконечная череда шутов.
На Московском вокзале меня ждут С. и И. Уже хорошенькие. На С. светлые, желтые брюки, щегольские коричневые ботинки. Куртка из плотного добротного сукна. «Англия», - говорит С. и пальцами показывает мне знак «V».