Питер. 2013-2014. 21

Оттого, что закат догорал медленно, сумерки растянулись. Когда с И., возле Палладиева моста, зашли в ельник, даже плотные ветви не могли окончательно погасить последних всполохов света. Казалось бы, тьма должна наступить полная, но пожар заката упорно пробивался сквозь морок раннего вечера.   И. говорила: «Пусть темно, но мы будем гулять и гулять. Хочу надышаться Пушкиным. Сейчас дойдем до каждого уголка в Нижнем парке, а потом перейдем в Верхний». Затем И. полезла на свое любимое дерево, которое метрах в двух над землей расходилось на два ствола. Устроившись поудобнее, она потребовала фотографировать ее так, чтобы не было видно земли и создавалось впечатление, что она забралась высоко-высоко (коньячок к тому времени уже подходил к концу). Заработала автоматическая фотовспышка. И. прыгала с дерева, а я ловил ее внизу. Быстрым шагом по металлическому (чугунному) мосту от кухни-руины, что создал Кваренги, спустились к Эрмитажу, освещенному со всех сторон голубыми прожекторами. Потом, по ландшафтной части парка, пробежали мимо Фельтеновской башни-руины. Предложение от женщины было следующее: между елок, мимо нееловской Китайской (Скрипучей) беседки выйти к Большому капризу, перелезть через ограду и очутиться в Верхнем, Александровском парке. До сих пор не могу понять, почему сооружение в китайском стиле прозвали «Скрипучей беседкой». Беседку (довольно внушительное строение) тщательно отреставрировали. Небольшие окна. Зеленые филенчатые двери. Китайская роспись на стенах и, кажется, некие заклинания на китайском. С обеих сторон беседка окружена каналами. По каменной лесенке спустились к черной, смоляной воде. Взошла луна. Она горела настырно между расступившихся туч. Сидели на ступеньках возле неподвижной воды, и лунная дорожка подбегала к нашим ногам. Долго поднимались к вершине арки, сложенной из циклопических валунов. Поднялись на саму вершину к восьмиколонному легкому павильону. Розовый сибирский камень. И грубая металлическая ограда.   И. даже не перебралась, а перепорхнула через черные толстые прутья. Я, с моей больной ногой, сделать этого не смог. Спустился вниз и собрался перелезть через нижний забор. И. звала меня с другой стороны дороги. Прутья нижней решетки, в окончаниях, остро заточены. Если сесть на них задом или чем-то еще более важным, этого важного точно лишишься навсегда. Вскарабкался наверх. Одна нога - там, другая - здесь. И - застрял. Ни туда, ни сюда. Кричу И., что перепрыгнуть через острия не смогу. Кое-как, не одолев преграды, шлепнулся в желтую январскую траву, там же, откуда начал свою попытку. Родная не покинула меня. Вновь, одолев Большой каприз, вернулась ко мне, посрамленному и поверженному. Взяв меня под руку, довела до ворот парка. Вышли со стороны Китайского городка и, как белые люди, прошли в головные ворота Верхнего парка. По большому Китайскому мосту вышли на главную аллею и в кромешной тьме добрались до моста с драконами. Там мы гладили хищные пасти чудовищ, отлитых из бронзы. Потом от центральной аллеи прошли к восстановленному Арсеналу архитектора Менеласа. Белая башня строения была ярко освещена мощным прожектором. Возле входа в Арсенал разместили весьма выразительную скульптуру под названием «Слепой ведет слепых». Как раз тот момент, когда слепой проводник начинал падать в пропасть, споткнувшись, а остальные валились вслед за ведущим. В свете фонаря фигуры были черные и страшные. Выйдя из парка, там, где бугрилась желтая махина Александровского дворца, мимо памятника Пушкину, мимо лицея, спустились к железной дороге. В Питер приехали почти в двенадцать и еле успели заскочить в метро.