В Эрмитаже планы музейных этажей всегда были цветные, на хорошей бумаге. А в Русском музее жалкие черно-белые листочки. И вот последние годы ознаменовались весьма приличными схемами. Не хуже, чем в Третьяковке. Даже лучше. На нескольких языках, цветастые, прикладываются буклеты, по которым можно проследить маршруты, предложенные аудиогидом. Подобрал один такой буклетик на выставке Малевича, узнал, что рядом, в небольшом зальчике разыгрывается целая опера, сочиненная кубофутуристами. «Победа над солнцем» называется. Буклетик обнаружен был под рисунками Малевича, на которых изображены дома землянитов, предполагаемые к постройке на других планетах. Чего Казимиру не хватало? Своего собственного существования не ведаем, так нате вам - земляниты! Что есть земля в пространстве и времени, не знаем, а стремимся к другим мирам. К иному сможем подобраться, только постигнув знакомое. Осмысливать данное - тяжелейший труд, ибо сколько постигающих данность, столько тех, кто нудно убеждает - невозможно, абсурд, дикость. Червячок разрушительных мыслей пробрался в черепную коробку еще до Русского музея, когда увидел Демидову, Гафта и Виктюка. Виктюк же - это «Служанки» Жана Жене. Жене был вор, а пьеску сочинил о двух сестрицах, задумавших убить хозяйку, у которой находились в услужении. Девушек звали, помнится, Соланж и Клер, и была между ними нездоровая любовь. Ревность, обоюдные унижения, жестокость. К тому же Жене придумал: в «Служанках» женские роли исполняют переодетые мужики. Эти переодетые извращенцы каким-то образом соединились с землянитами Малевича. Нет, друг Казимир - никаких тебе иных миров, пока хоть кто-то не разберется с Клер и Соланж из «театра абсурда». Виктюк - Жан Жене - Мрожек - Фернандо Аррабаль - Пинтер - Беккет - и, конечно же, Ионеско.
С В. выходим под темное небо. В сквере на Площади искусств деревья окутаны голубыми гирляндами. Огоньки устроены так, что электрический заряд, проскальзывая по оптическим волоконцам, свисающим с ветвей, образует изумительную искусственную капель. Подходим к ярко освещенному входу в театр для очень состоятельных людей - Михайловский. Паркуются дорогие автомобили. Две высушенные фитнесом и искусственным загаром смуглянки в дорогих шубках пытаются втиснуть белый внедорожник «Порше». Припарковались, а двери из-за соседних автомобилей открыть не могут. Снова выехали. Осторожно, почти вплотную, прижались к соседнему «Хаммеру». Со стороны водителя еле-еле открыли белую массивную дверь и бочком-бочком (а одна женщина через водительское кресло) выбрались через узкую щелку на булыжный тротуар. Говорю В.: «Жаль, Жан Жене не видит этой сценки». От женщин сладко пахнет парфюмом. Вслед за ними входим в благородное фойе театра, который содержит на свои средства какой-то мужик, поставляющий в Россию бананы. В Михайловском шикарно: белые позолоченные двери, мраморные полы, алые ковровые дорожки. Самые дешевые билеты - от шести тысяч за штуку. Первые ряды в партере тысяч 30-35. Но рынок достал и Михайловский. На первые числа января, несмотря на дороговизну, никаких билетов нет. Но, как и в Мариинке, сплошняком - «Щелкунчик», сказочные оперы «Золушка» и «Иоланта». Только к концу месяца - театральный «революционер» Андрей Могучий (вот он, на афишах, в демократичной бейсболке, лохматый, бородатый, в зеленой ветровке с капюшоном) дает «Спящую красавицу». В театре также орудуют решительные экспериментаторы Начо Дуато, Андрий Жолдак, Андрейс Жагарс и Михаил Мессерер. Их стараниями в дорогущем, изысканном балагане пойдет «Спящая красавица», «Пламя Парижа», «Евгений Онегин», «Бал-маскарад» и, конечно же, «Травиата».
У касс Михайловского театра принимаю окончательное решение - брать билеты на Жилина и «Фонограф», что так хорошо отработали в фильме Шахназарова «Мы из джаза». В кассах и в буфете филармонии - столпотворение. Дамочки с ненатуральным загаром щебечут о милых глупостях, пьют шампанское, кофе, изящно поедают пирожные. Беру два билета на второе января - себе и В. Он говорит, что со мной в театр Ленсовета не пойдет. Даю ему денег в кинотеатр «Художественный», что на Невском. В. собирается смотреть «47 ронинов» с Киану Ривзом. Получив деньги, В. немедленно скрывается в плотной предпраздничной толпе, что кружит возле гостиницы «Европейская». Медленно (время есть) пробираюсь к Владимирскому проспекту. В этот прекрасный вечер склонен смешивать поэтическое и низменное, мечту и действительность. Как это делает в «Служанках» Виктюк. Воспроизвожу ли я жизнь? Несомненно. Но делаю это убого, неточно, поверхностно. Но, даже эта неточность, можно сказать, бездарность, настолько захватывает меня, что не собираюсь я к другим планетам. Слабость моего воспроизведения окружающего рождает импульсивность, нелогичность. Следом маячат иные слои обыденной жизни. Этих причуд мне хватает с лихвой. И, удивительно, находились внутри моего сознания образы, которые были уж точно не мои.
Иду в театр Ленсовета. Странные афиши у этого театра - «Три сестры» Чехова («Красный квадрат» Малевича, а на нем цифра 3). Или: «Преступление и наказание», а спектакль поставили студенты СПбГАТИ. Я же иду на пьесу по тургеневскому произведению «Месяц в деревне». Там, в рекламке, в белой чугунной ванне актриса Анна Ковальчук с безумным видом выплескивает из ванны воду. Вроде как, с водой хочет выплеснуть и дитя. Дитя же она сама.