Мнения разделились. Брат собирался бродить по лавкам. Мне были интересны и книги, и публика, что кружилась по залам. Времени в запасе - 5 часов. 4 основных уровня: подвальный (конференц-залы); первый этаж - лавочки и кафешки; второй этаж (экспозиции рисунков и книжные развалы) и, наконец, третий этаж - с детской литературой. Где-то должно быть расписание мероприятий на 1 декабря. В его поисках влились в непроходимую толпу людей, изучающих книги, что больше всего востребованы на выставке. Книжных «линеек» было две: взрослая и детская. Пробились к ряду взрослой литературы. С удовлетворением отметили: третья среди множества изданий по популярности скромная книжица Маркса «Манифест Коммунистической партии». Всего книжек, «выделявшихся» в ходе выставки, было около шестидесяти. Ближе к концу М. наткнулся на книгу воспоминаний о ленинградском художнике Васнецове: «Вот, - заявил М., - мастерская его дочери, на Песочке, рядом с моей. Надо зайти, сказать. Женщина хорошая, добрая. Надо порадовать». И - скрылся, с непременным желанием узнать, каковы цены на картины в этом, самом крупном в стране, центре торговли произведениями искусства. Мне же удалось, наконец, узнать расписание мероприятий на этот воскресный день. Много всего - о Драгунском. 100 лет со дня рождения. «Денискины рассказы». Разные люди собрались выступать. В том числе и сын. Отчего-то неприятна назойливость, с которой на выставке подчеркивается тема Холокоста. Алла Гербер представлена книжкой об Инне Чуриковой. Выставлен «Маус» Арта Шпигельмана - первый и единственный комикс, удостоенный Пулитцеровской премии. Там - облегченные рисунки. Через них рассказывается о гетто, об Освенциме, о Дахау. Плохо было евреям. Никто не спорит. Но другие-то народы также пострадали. В знаменитом «Марше смерти» шли на муку не только евреи. Чего уж из смертельной трагедии создавать выгодную возможность выделиться? Много представлено сочинителей из Швейцарии, Британии. Никого - из Китая, Индии, Юго-Восточной Азии. Интеллектуальная литература издается только в европейских странах? Впрочем, почти ничего не было из американских издательств. И, конечно же, вездесущий Андрей Макаревич. Ему - 60. Да, сорок пять лет мужик играет рок. Хотя сочинения гитариста никак не могу отнести к интеллектуальной литературе. Куда пойти? На Мартина Эмиса. Дмитрий Бак рассказывает о полностью «оцифрованном» Л.Н.Толстом. Пабло Джордано. Франко Нембрини. Александр Генис с «Камасутрой книжника» (этот американский Генис неплохо устроился, то ли книжник, то ли путешественник, то ли гурман - болтается по миру и пишет об этом писульки в «Новую»). Академик Скулачев собрался учить, как жить и не стареть. Малыши, между тем, могли принять участие в детском утреннике, посвященном веселому празднику Хануке. Маккавей, в глубокой древности, надрал задницу грекам, и вот, в двадцать первом веке, в Москве, в Доме художника, детишки весело празднуют событие, случившееся две тысячи лет назад. Крайне активна редакция какой-то Елены Шубиной. Шубина издает эмигранта Гениса. Но, она же презентует новую книжку Алексея Иванова «Горнозаводские цивилизации. От сказочника Бажова до современного бизнесмена».
Как быть? Хотелось бы побывать у Иванова на презентации книги. Но, в то же время, как штырь, торчит призывное имя Максима Кантора, с его великолепным «Красным светом». Но даже Кантор уступает юбилейным мероприятиям в честь драматурга Виктора Розова, автора «Вечно живых». Послал к черту назойливый ближневосточный проект «Эшколь» с ветхозаветными повествованиями о Люцифере, Вельзевуле, Лилит, Азазеле, Сатане и прочей нечисти. Сначала сидел среди почитателей Розова в пятнадцатом зале. Не досидев до конца, перебежал в зал номер тринадцать. В тринадцатом (номер-то каков!) все бурлило. Половина многочисленной публики нападала на Кантора. Как он, сын известного искусствоведа, оказался яростным левым? Сторонники Кантора, не менее многочисленные, стояли стеной: в нынешней России не быть левым - позорно. Неслись возгласы: «Ленин! Опломбированный вагон! Германские деньги! Парвус!» Я - левый! С друзьями Кантора. Что-то тоже кричу, но, глянув на часы, еле-еле вырываюсь из зала. Натыкаюсь на А.А. Шпакова. Шпаков грустно сидит за конторкой, в окружении штабелей своей толстенной книжищи «Начальная методология. Эпистемология и философия модели мира». Шпаков слабым голосом взывает ко мне: «Мужик, купи мою «Методологию». Все понятно станет. Видишь - последние экземпляры остались». Спрашиваю: «Сколько?» Шпаков: «Три тысячи штучка». Оставляю Шпакова решительно и бесповоротно в недрах «Методологий». Наталкиваюсь на телевизионщика Эрнста. Косте женщины-продавцы желают втюхать номер «Иностранной литературы» с произведениями швейцарских авторов, в частности, какого-то Андреа Фаццоли. Эрнст, узнав, что журнал идет по цене в 250 рублей, неуклюже пытается отделаться от распространителей Фаццоли. Увидев, что я со стороны наблюдаю все происходящее, недовольным тоном делает замечание. Мол, чего глазеешь, недоумок. Живо отвечаю Эрнсту в том же ключе. И - попадаю на выставку рисунков замечательного иллюстратора детской литературы Лемкуля. На выставке много графики. Особенно много Ларионова и Гончаровой. Но, есть и Корин. Работа Корина оценивается в четыреста тысяч рублей. Появляется возбужденный брат: «Пошли скорей. Репина продают». Долго плутаем в хитрых коридорчиках Дома художников. В помещении, отгороженном от остального пространства толстыми стеклами, - благоговейная тишина: старинная мебель, по стеклянным стенам множество работ старых мастеров. Вот и небольшая работа маслом Ильи Ефимыча. Тридцать тысяч долларов - и Репин твой.