Валерка Талицкий тоже рабочий. У него и мать, и отец работают на камвольной фабрике. Валерка повел меня в первое путешествие – без взрослых. Мы обошли фабрику и благополучно вернулись во двор. Удивительным образом оказались у здания, которое дедуля называл «Дом Союзов». Выбрались на тротуар центральной улицы, прошли мимо Дома одежды, перебежали дорогу перед фыркающим автобусом и мимо рыбного магазина вошли в наш двор. Впечатление было сильное. Как так вышло? Это было мое первое кругосветное путешествие.
Ленин на Земном шаре, а напротив – старинное здание, где располагался Областной исполнительный комитет. Как говорил дедуля, «Облисполком». Что это такое – не спрашивал. Здание было красивое. При входе, в нишах, по бокам от дверей, располагались два каменных льва. Львы были огромные, пасти разинуты. Я закладывал руку внутрь разинутой пасти. Что же будет в этой каменной пустоте с моими руками? С руками ничего не случалось. Ожидание страшного чуда и было главным секретом в здании «Облисполкома». Дедуля на вопрос: находятся ли львы возле «Облисполкома» по ночам, ответил, что они здесь всегда – и ночью, и днем. Охраняют вход, не пускают в здание нехороших людей. Спросил: почему у входа львы, а не собаки (в Уральске на калитках были таблички: «Осторожно! Злая собака»)? Получил ответ: «Здание очень важное. Важным было всегда, еще до революции. Здесь был «казачий круг». Потому львы, а не собаки».
Потом, в Ленинграде, видел много львов. И на мостах, и возле зданий. Не удивлялся. Надо охранять мосты и здания. Они важные. Потому-то и львы.
Смиренные львы возле фонтана «Самсон» в Петродворце. На крайнего забрался, как на старого знакомого. Руку совать было некуда, лев не рычал, и я гладил его жаркую от солнца каменную голову. Ползал по этой зверюге долго. Снять меня с нее бабуле удалось только обещанием показать волшебное дерево, которое вроде как настоящее, а на самом деле – фонтан. Под этим деревом-фонтаном я здорово вымок.
Кинотеатр «Урал». Вокруг него парк. В парке – карусель с лошадками. Перед кинотеатром площадка. На ней продолговатая клумба, засаженная крупными розово-алыми петуньями. Встаю на колени и утыкаюсь головой в цветы. Чтобы не помять нежные лепестки, не мотаю головой – ловлю тонкий аромат цветов. «Это петуньи», - сказала бабуля. И прибавила: «Мои любимые цветы». Запах потряс. «Так пахнет бабуля», - подумал я, и приоритеты в мире запахов определились навсегда.
В Уральске предпочитали сажать петуньи. Они были разные - красно-розовые, бледно-розовые, почти белые, фиолетово-голубые. Петуньи удавалось понюхать и в других местах. Но возле кинотеатра «Урал» - обязательно. Гуляющие стояли и ждали, когда я нанюхаюсь.
Сейчас, когда рядом с петуньями никого нет, встаю на колени и вдыхаю аромат. В памяти всплывает все-все и моя ненаглядная бабуля.
Но ходить мы предпочитали не в кинотеатр «Урал», а в кинотеатр «Мир». Он был современнее, а значит и лучше. Современное лучше - эта мысль запала мне в Уральске. Присутствовала и другая мысль: старинное не лучше, но красивее. Над этими «лучше» и «красивее» громоздилось понятие «главнее всего». «Главнее всего» была фабрика. Красные кирпичные стены, машины, жара и потные люди. Почему фабрика «важнее всего»? Так сказал дед, а сам он был рабочий. Стоял рядом с машинами распаренный и потный.
Старые заводские постройки глубоко волновали (как Ижорский завод в Колпино). В 12 часов ночи на Кировском заводе били куранты. Это была запись боя Кремлевских курантов, ровно в 12 звуки воспроизводились через динамики. Если я слушал бой часов, то испытывал что-то глубокое, как запах петуний. Только это был не запах. В ночной тишине плыли над Уральском, над степью, над рекой странные звуки. Сначала серебристые, но тяжелые, будто свершающиеся не по человеческой воле переливы. Мне ничего не было известно про медь, про колокола разных размеров, про колокольные языки. Тишина, бархатная ночь, простор неба над степью – и переливы, как средоточение самого таинственного. Дураки называют это Богом. Двенадцать ударов. Когда начинались неумолимые удары – я ждал. Ждал замерев. Ждал, как будто выпрашивал что-то. Вдруг то, что явлено в ударах, – не пожалеет, не простит, не облагодетельствует. Просто заметит. Это будет прекрасно. Дальше – неважно. Но звуки беспощадно кончались. Обрушивалась великая тишина. Пропадали Уральск, степь, запах петуний. Загробный мир вот такой – необъятный и тихий.
Каждый человек имеет свой эталон времени. Мой эталон – время между двумя ударами курантов.
Такие звуки не могло издавать заведение малопочтенное или полезное, но не совсем солидное (как мой детский сад). Великое происходит от главного. «Главное» выше «красивого» и «лучшего».
Из-за курантов узнал про столицу – Москву. А там есть «сердце нашей Родины» - Кремль. В Кремле, на Спасской башне, огромные часы. Они отбивают время. «Сердце» тикает.
То, что казалось «современным», а значит, лучшим, было типовыми постройками. И в Чебоксарах был точно такой же кинотеатр «Мир». Дома одежды, школы, здания администраций, дворцы бракосочетаний были по всей стране одинаковыми. Это удобные помещения. Но у входа в эти здания не поставишь грозных львов. Там, где красиво, их поставишь, и никто не удивится, что они здесь стоят. «Лучшее» все же ближе к «красивому». Для всего остального есть понятие «удобное».