Оказываясь в скорбных местах (тюрьма), меньше дергаешься, если загружен воспоминаниями. Лежишь на шконке, копаешься в куче того, что сохранила память. А срок тем временем идет. Запоминаешь не все. Темное болото подсознания. Коли тюрьма или онкологическая больница, в ход идет не только врезавшийся в мозг образ или радость. Существенная ограниченность жизнедеятельности (или близкое ее прекращение) как будто разрывает слой пустых часов, дней, месяцев, лет. Обнажаются «корни» вокруг событий, которые помним прекрасно. Темные провалы раскрыты, а оттуда прет такое, что никакого телевизора не нужно. Игра надежд, предчувствий, волнений, любви и ненависти. И еще - что-то лохматое, огромное, потрясающее, что зовем подсознанием. Карусель раскручивается - и нет времени что-то делать во внешнем мире, на свободе. Да и в самой жизни. Не хочется вставать с нар (чтобы перелечь на иные нары?). Нет желания двигать руками, ногами, если сердце и мозг затеяли супер-игру. Батарея, дающая энергию для внутренних путешествий (не ЛСД, нет) - это богатый жизненный опыт, сдобренный тяжелой патокой предчувствий и догадок. Марсель Пруст. Постель. Неподвижность. Кирпичи домов - литература, соскобленная с внутренних стенок существования. Достоевский в «Записках из подполья» играл в эти «игры разума». Но уж очень был энергичен. Бился в падучей, исходил пеной от неуемного жизнелюбия. Существование, что аккумулятор на самозарядке. Живешь, кое-что впечатываешь в мозги и душу. Пошла мрачная полоса неудач, используешь энергетический запас ранее отпечатанного. По имеющемуся опыту, Херсонес, что Рим - не забудешь, не сотрешь. В тюрьме закрою глаза, а в голове - желтые камни древнего города. Легчает моментально, а подсознание - лохматое и ужасное - пред храмом Святого Владимира, копошиться не смеет. Рычит, грозно гремит цепью, а из норы не вылезает.
В этом году вход - 40 гривен. Слишком. А хоть бы и десять. За деньги на территорию музея никогда не проникал. Длинная дорога вдоль одноэтажных домиков - все выше, выше. Поворот, запущенный сквер с тонкими деревьями. Много сухих листьев. Крым - не Бразилия. Здесь тоже осень и красные листья трубочкой. Ржавые карусели, растрескавшиеся асфальтовые дорожки. Лавочка, вся изрезанная ножами (про Колю, что был здесь). На лавочке толстая девчонка читает книжку. Посмотрела на меня, шелестящего - и снова в книгу. Белое здание. Гул. Видимо, насосная станция. Ворота распахнуты. Тетка, почему-то в фуфайке, шерстяных носках, сидит на стуле. Рядом толстые рыжие коты. Один, переваливаясь, медленно побежал по рыжей опавшей листве. Только по шороху можно было определить, в каком направлении движется животное. «Где море?» - спросил у охранницы. - «Там», - махнула рукой за спину. Железные штыри забора в виноградных лозах. Грозди крупных зеленовато-желтых ягод. Пошел за виноградом. Огромное серое здание в подтеках воды. Выносят из дверей носилки. Кто-то лежит, накрыт с головой. Санитары волокут тело в низенькое здание в противоположном конце двора. Странно в этом месте. Деревянные тонкие опоры. На опорах арматурины. По ним бегут старые виноградные лозы. Много крупных ягод. Земля плотно устлана толстенным ковром желто-оранжевых огромных листьев. Откуда так много крали, неужели с лоз? Из ворохов опавших листьев вырастают серенькие скамеечки. На каждой скамейке - человек в толстом, опять же сером, халате. Из-под халатов - стираные белые рубашки. Сидельцы молчат. Шуршат только носители трупов (низенький домик - морг). Чуть не поперхнулся сорванным виноградом. Такая нежная сладость, а здесь - морг, и веет прохладой смерти. Сок течет по рукам, густеет. Липкость: «Где здесь руки помыть?» - это я спрашиваю у молчаливого человека в сером. «Вон, в стене», - и отворачивается. Задело: чего отворачивается? Что я, голый? Не спрашиваю. Черт с ними, с этими серыми истуканами на сухом и желтом. Торопливо догладываю ягоды с грозди. Дыхание кончины истончается, пропадает. Полдневный жар под лозами возвращается. Тишина возобладает. Откидываю голую веточку подальше, в листья. В стене - краник. Кручу. Упорная струя воды. Сначала руки. Потом голова, плечи, грудь. Не видят. Снимаю шорты, козлошмачки, трусы. Весь залезаю под воду.
