Вагнер посмеялся над «Аидой». Трудно припомнить оперного сочинителя, которого Вагнер не презирал бы. Мне же было смешно над собой: перепутал «Травиату» с «Трубадуром». В. позвонил пятого, с утра: папа, извини, сейчас в Выборге с Т., на спектакль в Мариинский-2 не успеваю. В. в Питере хорошо. Друзья рады видеть его. Он отдыхал с ними после двухлетней чебоксарской пахоты. Вместо В. на «Трубадура» шел брат. Лично я шел на оперу, как на чудовищного зверя. Что Чайковский! Гений, но беды не знал. Сытость и устроенность быта. Образование - чиновник по юридической линии. Музыка вошла в жизнь неожиданно и как-то сбоку (как и с ученым-химиком Бородиным). Джузеппе Фортунато Франческо Верди - сын бедного крестьянина. Герцогство Пармское. Деревня Ле Ранколе. Торговая контора Антония Барецци. Случайность - Барецци любитель музыки. В музыке разбирался - увидел, что конторщик Верди музыкально одарен. Еще одна случайность - не пожалел денег. Джузеппе сначала учился музыке в Буссетто, а потом в Милане. Совсем уж вещь удивительная. Хозяин конторы Барецци - патриот Италии, мечтающий о ее объединении. Оперы Верди - все, начиная с «Навуходоносора» и «Ломбардцев» - гимны за единую Италию и освобождение от иноземных захватчиков. «Viva Verdi» скандировали народные толпы на премьерах «Отелло» и «Фальстафа». Все понимали: народ скандирует: «Viva Italia». Каждая великая опера крестьянского парня - это такое духовное потрясение (как, например, бессмертная «Аида»), что чувствуешь себя опустошенным, как после неожиданной схватки с медведем или с волком (обе кончились бы для меня плачевно). Но после Верди - жив, обновлен, деятелен. Музыка Верди - топливо для моего мотора (сердца). Вагнер чуждался арий. Все хоры, речитативы, оперные проигрыши, схожие с целыми симфониями. Верди открывает изощренными ариями простор дальнейшему музыкальному экспрессионизму. Любимый либреттист Верди - Арриго Бойто. Незадолго до смерти, в номере миланского отеля Верди и Бойто разыгрывают на рояле сонату Арианджело Корелли. Верди - фанат итальянской народной музыки и итальянских композиторов. Откуда опера пришла в мир? Из Флоренции (опять же!). Отец Винченцо Галилеи (отец великого астронома) вместе с Якопо Перри и Джулио Каччини создали камерету (средства для музыкального кружка давал флорентийский меценат Джованни Барди). Потом Клаудио Монтеверди, чьи оперы («смятенный стиль») были впервые исполнены публично. Монтеверди изобрел применение в опере лейтмотивов, и «многоголосое пение» постепенно наполняется открытой эмоциональностью, актерской игрой, драматизмом. Верди (конечно же, о музыке): отображать правду такой, как она есть, может быть, и хорошо, но лучше, гораздо лучше создавать правду.
Второе испытание («великий зверь») - что это за новый театр? Голодным на Верди в новой Мариинке идти было нельзя. В Ленинграде - мода на советское. Не «кафе», а «столовая». На Декабристов «Столовая №1». Дешево. Миска солянки - 28 рублей. Да котлета, весьма солидная, в манной крупе (с подливкой и макаронами) - 32 рубля. Компот - 10, сладкая полоска - 12 рублей. После обеда еще более возросло стремление в театр. На каждой водосточной трубе маленькое, ядовито-зеленое объявление: «Познакомлюсь с мужчиной. Алла». Номер телефона 973-55-33. Еще предлагают небольшие суммы денег: от одной тысячи до пятнадцати тысяч, только по паспорту. И настойчивые зазывалы в негосударственные пенсионные фонды. Время такое: деньги, женщины и пенсия (как и стиральный порошок) прямо к вам в дом. Нынче Верди не страдал бы так, как ему пришлось при жизни, от женщин, кредиторов, долгов и необеспеченной старости (жена Маргарита умерла, потом долгие разборки с какой-то Бьянкой). Ядовито-зеленое объявление. Номер телефона. Решение вопроса. Верди был настолько добр, прост и деликатен, что именно сострадание к женщине дает ключ ко всем его произведениям. Любящая женщина, которую мужчина приносит в жертву, или же она сама жертвует ради него.
Сытый и возбужденный, подходил я к большому прямоугольнику новой сцены. Был мелкий дождь, но недолго. Шла полоса воды, и что-то таинственное, желто-коричневое плескало ровным светом сквозь гигантские квадраты стекла. Но и солнце, пробивавшееся меж полосами дождя, играло в плюс белому, весьма простому зданию. У входа - толпа благородная, сытая, прибранная. Лица - не простые, с надменностью глядят на чужих, добреют лишь при виде своих. Пенсионер Питера и Москвы - отряд особый, специально выращенный, глубоко антисоциальный. Это тебе не чувашские бабушки в фуфайках и дедушки в затертых пиджаках. Среди толпы - по-особенному привлекательный брат. Белоснежный плащ, шелковый темный шарф и дорогие коричневые ботинки. Полное соответствие с сытой толпой пожилых старцев намеренно раскормленного города. Так и сказал Мише: «Ты необычайно красив, брат. На лице - мысль, на плечах - пиджак в клеточку. Ходишь на «Трубадура». «И не возьмет меня дура», - живо отреагировал родственничек. «Может, и возьмет», - ответил я и сунул брату ядовито-зеленую бумажку. Осмотрели помещение. Стена с первого на восьмой этаж выложена тонкими каменными плитами. Сквозь них пробивается свет ламп, и создается удивительное освещение. У Моисея камень исторгал воду. У Путина камень излучает свет.