Высокомерие: при входе в музей Ватикана - утварь дикарей. Через полчаса - бессмертный торс. Африка и Рим - пропасть. Но Флоренция более горда, чем Рим и прочие незначительные городишки. 20 итальянских диалектов, а в основу литературного итальянского языка взято флорентийское наречие (пророк же итальянского единения - Макиавелли, хотя и его чопорный Ватикан занес в список запрещенных авторов). «Сфумато» - зыбкость власти Лоренцо Великолепного при ее двадцатилетней устойчивости (так улыбается «Мона Лиза» или нет?). Диктатор архитектуры Брунеллески Санта-Спирито хотел развернуть солидной площадью к Арно. Домишки мещан снести. Вазари, что построил для Козимо крытую галерею от дворца Питти к дворцу Уфицци через Понте Веккьо, досадует. Козимо Медичи прислушался к мнению народа, и Санта-Спирито Брунеллески так и не развернул. Сан-Лоренцо, семейная усыпальница, и та окружена пошлым, шумным рынком. Стиль правления: богаты страшно, но, с юридической точки зрения, простые граждане. Интриги, личные связи, договоренности, деньги на то, что необходимо, представительные органы в качестве ширмы. До такого мастерства Рим, с его железно сконструированным Ватиканом, дотянуться так и не смог.
В Пушкинском музее - представители семейства делла Роббиа (Джованни, Лука, Андреа). Все цветное, броское, потешное. Родоначальники стиля простолюдинов: китч. Воспитательный дом изукрашен терракотовыми медальонами по фасаду семейства этих примечательных скульпторов. «Сфумато» во взаимоотношениях с народом. Веселые картинки в сочетании со зверскими казнями (дворец Барджелло - долгое время тюрьма, в стене кольца, приговоренных к смерти приковывали к ним, мучили, пытали до смерти, народ видел мучения и веселился; привязывали за одну ногу, подвешивали вниз головой - опять хохот, веселье - смешно смотреть, как умирают несчастные).
Александр Иванов писал «Явление Христа народу» 20 лет. Но не во Флоренции (в которой бывал довольно часто), а в Риме. В Риме картину приняли лучше, чем в России (картина не для народа, картина - школа для живописцев). Тургенев в воспоминаниях о Иванове итальянского периода: Христос, изображенный художником, никогда не смеялся. Суров, отрешен, замкнут в себе. Сам художник не уверен в себе, стеснителен, суетлив, даже жалок. На показе картины в Риме «ходит на цыпочках». Двое - Гоголь и Иванов (друзья-знакомцы) - противостояли всемирному флорентийскому высокомерию художников и политиков, возомнивших себя богами. В Уффици висят работы тех, кого Иванов терпеть не мог: маньеристы - Якопо ди Понтормо, Пармиджанино и, особенно, Аньоло Бронзино («Пигмалион и Галатея»). Закат почти при жизни великих («Сфумато»!). Дело чуть было не дошло до универсала Леонардо (Христос в «Тайной вечере» Да Винчи). Но эту фреску Иванов ценил и с нее учился. В Италии счастливо уснули, считают: то, что у них, никто не превзойдет. Иванов читает Штрауса «Жизнь Иисуса» и сочиняет «Мысли, приходящие при чтении «Библии». Там - о «Храме человечества». Иллюстрации к великой книге, начиная с популярных языческих мифов («Лада и лебедь»). Пятьсот штук («Ангел поражает Захарию немотой» - а великолепный, светящийся ангел получше будет, чем ангел Леонардо - левый - на картине учителя Вероккьо). Игры со светоносносностью великих художественных идеалов чрезвычайно опасны. Может кончиться Домом Советов в сталинской Москве или творениями Шпеера в Берлине. Идеи такого типа хороши при зарождении - Иванов итальянского периода не желает принципиально подчиняться мастерам кватроченто и изображать под видом Богоматери аппетитных горожанок, весьма эротичных (Пармиджанино «Мадонна с длинной шеей»), или городских девчонок и мальчишек с крылышками (в виде ангелочков!). У серьезных русских художников не в чести озорные путти, отсутствуют пухленькие подростки с крылышками. Иванов мучился над тем, чтобы легенду воссоздать в действительных реалиях древней Палестины, Месопотамии, Египта. Религия - серьезно. Надо думать и этими раздумьями жить. Вглубь и только вглубь. Друг Гоголь (попал на бессмертную картину про Христа) в Риме не засиживался. Метался по Европе, ужасно опасался морозов. Италию изъездил особенно: Венеция, Флоренция (ходил по тем же улицам, что и мы с братом), Мантуя, Верона (там тоже жили великие), Болонья, Рим (недалеко от испанской лестницы). И снова Флоренция. Постоянно двигаясь, поддерживал в себе творческое горение. Творить - значит двигаться. Ртуть. Шило в заднице. Проблема: в движении трудно писать, где-то и присесть нужно. «Мертвые души» (написанные в Италии) - не про Россию. И не сатира. Плод авторского воображения. Когда хотел в России писать второй том (непосредственно про холодную Родину). Кончилось «Записками сумасшедшего»: «Боже! Что они делают со мною! Они льют мне на голову холодную воду… Струна звенит в тумане, с одной стороны море, с другой Италия; вон и русские избы виднеют. Дом ли то мой синеет вдали?» Заключительный аккорд мыслей одного из первых космополитов, что позволил себе вырваться из туманов флорентийского «Сфумато»: «А знаете ли, что у алжирского дея под самым носом шишка?»
