Брат Олег, побывавший в Бахчисарае за два дня до меня, заявил, что его больше всего потряс не сам Бахчисарай, и даже не монастырь, а крепость Чуфут-Кале, располагавшаяся выше по ущелью. Туда он добирался в одиночку. Жена Лена и дочка Аня настолько устали, что решили остаться возле храма, в тени и прохладе, рядом с длинными прилавками, на которых стояли разнокалиберные банки с крымским медом.
Ирина решила остаться со сладкоречивым попом. Начинались ее обычные капризы, а времени до автобуса в обратную дорогу оставалось все меньше и меньше. Я рванул один. Ровная дорожка кончилась. Вверх уходила пыльная тропа, скачущая криво по большим валунам. Тропа извивалась по лесу. Вскоре кончился и лес, открылась огромная, опаляемая солнцем котловина, по дну которой вилась тропа, а с двух сторон повисли продолговатые пласты стен ущелья. Высоко вверху виднелись заросли карагача.
Я стал задыхаться. Майка на мне взмокла, и я скинул ее, оставшись только в кроссовках и шортах. Темпа не сбавлял. Шорты тоже потемнели от пота, плотно облегли ляжки и стали натирать кожу между ног.
Ненадолго тропа вновь нырнула в заросли карагача. Параллельно ей потянулось кладбище советских бойцов, штурмовавших ущелье в Великую Отечественную. Выбить отсюда немцев было неимоверно трудно – слишком удобное место для обороны. Наших полегло много. Кладбище было обширное, но запущенное. Ограда в отдельных местах покривилась или вообще упала. Черные надгробные камни с именами десятков солдат были пыльными, и все было оплетено длинной травой. Что, православные монахи не могли траву повыдергать?
Дорожка раздваивалась, и та, что вела вправо, приводила на древнее кладбище караимов, несколько столетий назад прекративших хоронить покойников. Караимы – евреи с особой разновидностью иудаизма. Они и держали за собой крепость Чуфут-Кале. Откуда в ущелье объявились караимы, сказать затрудняюсь. На кладбище всюду были натыканы вертикальные камни.
Крепости все не было видно. Дорожка вновь оказалась под палящими лучами вечернего солнца, стала совсем крутой. Подниматься было тяжело, но вдруг тропинка превратилась в неширокую мостовую, и за поворотом, за скалой, вдруг открылся узкий разлом, заложенный огромными камнями, в которых были сделаны железные ворота. Одна половинка была распахнута. Это главный и единственный вход в крепость. Здесь поставили кассу. Билет стоил довольно дорого, и я решил обойти сооружение в надежде проникнуть без билета.
Сначала я лазил около ворот по овальным пещерам, замирая в страхе перед обрывами, разверзавшимися под моими ногами. Если уйти вглубь пещеры, то в овальной рамке, созданной ее стенами, была видна противоположная стена ущелья, залитая солнцем. В глубине пещеры было прохладно, так что я немного остыл от солнечного жара.
Потом двинулся влево от входа в крепость. Узкая тропа бежала прямо у подножия бесконечно тянувшейся скалы, на вершине которой кое-где виднелись крепостные стены. Сложены они были из больших валунов и просто закрывали выщербленные неровности в природном камне.
По правую сторону тропинка проходила совсем рядом с обрывами. Вокруг не было ни души. Пронзительно стрекотали цикады. Казалось, кто-то скрежещет внутри огромного тела вечерней жары маленькими твердыми гребешками. И всюду, где только можно было зацепиться, тянулись к блеклому небу огромные, с человеческий рост, стебли травы – желтой, высохшей – завершающиеся большими зонтиками мертвых соцветий.
Пройдя по тропинке метров 500, я увидел, что от нее в сторону скалы резко уходит тропка, совсем коротенькая. Но чем она заканчивается, не было видно, так как все закрывала сухая высокая трава.
Я взял влево. Передо мной открылась пещера. Не прошел по ней и пяти шагов, как у моих ног открылся провал. Было темно, и с яркого света я ничего не увидел. Над головой, на большой высоте было проделано отверстие прямо на улицу. Дно пещеры по краям было обметано сизой глиной, а в самом центре виднелось небольшое озеро. Сверху, из дыры, свисала веревка, на конце которой была привязана гладкая круглая палка. Дыру проделали обитатели крепости. В конце зимы пещера наполнялась водой и, если крепость осаждали, служила источником воды. Огромный потайной провал был округлым. Природа, будто специально, придала пещере форму, удобную для сохранения влаги.
У меня вовсе не оставалось времени. Выйдя из пещеры, направился по тропинке дальше. Моя майка, насквозь пропитанная потом, остывшим в пещере, вновь начала противно накаляться.
За поворотом в скале открылся проем, который был заделан огромными желтыми камнями. Вдоль стены вытянулось ввысь дерево, вершиной достававшее ее верхний край. Человек, опираясь одной ногой на дерево, а другой на выступы в стене, мог залезть на самый верх. То есть попасть в крепость. Я полез. Страшно болела левая коленка. От бега у меня в коленях боли. Обвязываю их эластичным бинтом. Сейчас бинта не было, а колени нужно сгибать. Боль была сильная, лицо приближалось к самой стене, и казалось, что боль усиливает ощущения. Видны были самые маленькие дырочки и трещинки в камне. Между камнями был не раствор, а плотная, сбитая серая пыль, очень, впрочем, едкая. Я чуял ее. Рука, опиравшаяся на камни, сделалась серой. Та же рука (левая), что хваталась за ствол, горела огнем, ладонь стала красной, а сучки то и дело пронзали мелкими уколами кожу.
Видел несколько малюсеньких ящериц. Видел толстых кузнечиков и, кажется, огромную саранчу. Ящерицы хорошо лазают по стенам. Они моментально разбегались, но одну мне довелось увидеть совсем рядом – динозавровую мордочку, мертвую, с прорезью глаз. Меня дернуло резко в сторону, голова чуть было не ударилась о стенку, тут и стала заметна высунувшаяся из щели мизерная крокодилица.
Возле самого верха стало страшно. Глянул вниз и остановился. Лезть вниз – такая же боль, грязь и пыль, что лезть вверх. Даже на середине пути – обрыв, падение, неизбежный перелом (в лучшем случае). Вершина – близко. Но одно неверное движение – и, может быть, гибель.
Ужас охватил меня. Нахлынула боль в коленях, заныли, запели от страшного напряжения ноги. Нечастый момент отсутствия выбора. И назад – плохо, и вперед – опасно. Некуда деть тело, которое заклинило посреди бегущего потока времени. Его вес и форма лишились разума, чувства, а то, что мы называем духом, отлетело в ужасе. Все оцепенело. Возвращение духа в тело, в частную материю из состояния ужаса означает панику, суету и поражение. Тело, не нужное во времени и пространстве, – это и есть ужас. Контроль исчезает вплоть до обильных испражнений.
Глянул на противоположную сторону ущелья. Оно, желтовато-серое, сверкало травой в лучах клонящегося к закату солнца. Шерсть светящейся травы бежала далеко, прерывалась густыми зарослями низкорослых по краю обрыва деревьев.
Вытолкнул ужас от своего тела в тело внешнее, сосредоточился на солнце, небе, траве, кустах, сливающихся в плотную массу. Ужас никуда не исчез, но оцепенение прекратилось. Не я, а кто-то другой двигал моими руками и ногами. Почувствовав, что ствол дерева кончается, становится тоньше и на высоте отъезжает от стены, я автоматически заработал руками и ногами, умудряясь взять всю нагрузку на правую ногу.
Паника так и не случилась. Я выскочил на вершину стены. Передо мной открылся город, его странные строения. Какая-то парочка целовалась нежно, интеллигентно (знаешь, дорогой друг, этот стиль целования я бы назвал «по глоточку»). Увидев меня, потного, возникшего на городской стене в крови и пыли (а рожа у меня и так звериная по будням), девушка вскрикнула. Юноша моментально принял грозно-растерянный вид (типа, одновременно и драться, и бежать).
Понимая нелепость ситуации, не стал задерживаться. По широкой каменной площадке поспешил прочь и только здесь заметил, что идти не могу. Правая нога, принявшая на себя в последнем рывке всю нагрузку, отказала. На левой я почти доскакал до открывшейся узкой улочки и привалился в теньке к стене дома. Сел на низкую каменную ступеньку. Отдышался. Минут через десять на правую ногу стало можно наступать. Поковылял по улицам крепости.
Городок мрачный. Многие помещения выбиты прямо в камне. Типичное место для религиозных фанатиков или для обороняющегося, загнанного в угол войска. Тем лучше было бледное небо с разгорающимся закатом и легкий ветерок над этим угрюмым городищем.