Я обнял за плечи оживленную Ирину, и мы побрели с ней, закидывая головы кверху, чтобы рассмотреть звезды и освещенные луной застывшие над морем облака. Добрели до городского пляжа, усыпанного песком. Это было необычно. Мы уже привыкли к гальке Алупки.
Редкие парочки сидели, тихо перешептываясь. Метрах в пятидесяти весело и лохмато шумела большая компания. Ирка быстро разделась и побежала к морю. Она походила чуть-чуть по линии прибоя, уговаривая идти купаться и меня. Но мне ничего уже не хотелось. Ира скрылась в еле видных медленных волнах. Я смотрел на луну, светившую меж двух стен облаков. Облака были залиты тяжелым лунным светом. Сидел на песке и, когда перекинул руки назад, чтобы опереться, нащупал что-то твердое. Оглянулся. По самую рукоять в песок была вогнана финка. Странное ощущение охватило меня. Такое же ощущение было, когда впервые читал Сашу Соколова. Про земляные работы. Как экскаваторщик случайно выкопал гроб, хотел найти череп, а черепа в гробу не оказалось. Только дырявые сапоги. Там – не оказалось чего-то странного. Здесь – странное нашлось. Финку взял, ничего не сказав жене. Положил на дно целлофанового пакета.
Это как-то по-нашему. Ощущение. Русское (особенно в стихах). Это всегда что-то холодное. Поле, речка. Все видится безотрадными очами. Жить в этих местах невесело. Да, и обязательно избы с березой. А в избе тепло. Единственная радость несправедливого контраста – безмерный холод и чуть-чуть тепло. Только чтобы выжить, но не жить. Итог – природа сама к себе безразлична этим холодом. А вот ты обязан в этом холоде жить. И вот тогда, как у Георгия Адамовича: «Край неба бледно-райско-синий, и на деревьях райский иней…»
Ничего неясно. Почему невесть откуда взявшийся холод? Почему ты обязан жить в этом холоде, причем повеление жить – тоже неясно, откуда. Иди и живи там, где тепло.
Но преображение окружающего мира в ледяной рай тоже неизвестно откуда берется (уж не из бездонных полей). Мы, наблюдатели, жители маленьких, глухих изб, его не порождаем. Совместность, соприсутствие разного, независящего.
Дело не в холоде. Там, где образуется это соприсутствие разного, – Россия. Наиболее избитые варианты – соприсутствие смертельного холода и малюсенькой возможности жить. Да еще и рай тут ледяной.
Или: безмерно спокойное море и накаленная отлаженным действием финка – острая, притаившаяся, хищная. Плюс ко всему радостная, почти голая и мокрая от морской воды женщина. Она знает, что такое Родина. Только стала чуть-чуть счастливой и забыла о ней.
А мне вот напомнили. Соприсутствия абсолютно разного. Грустного ничего нет. Просто знание – так и есть для русского человека. Без обмана – это наше, и это для нас в мире. И это есть мир.
Писатель еврей Довлатов. Он в абсурде жил. В абсурде писал. Самый язык был для него абсурден, был лишь средством для создания странных художественных форм. Якобы работал со словом. Да ни черта он со словом не работал! Он мучился с ним. Кто на него навалил этот груз – тетя Маара, дедушка-поденщик (здоровый по комплекции), неясно. Он не просил. А вот свалилось. Он как можно короче старался писать из-за вынужденности и своей жизни, и своей профессии.
Огромная стена. А он пишет на ней коротко, мощно, так что и не хочешь, а заметишь: «Хуй» (писал-то в основном гадости - и про других, и прежде всего про себя). Делает это с ненавистью неприсутствия, из-за черты. Нелитературный был человек.
За два дня до отъезда побывали в Бахчисарае и Чуфут-Кале. В Бахчисарай я не мог не поехать. Не был в нем с 69-го года. С тех пор в памяти остались диван-сарай, женские комнаты, белый фонтан слез. Бахчисарайский фонтан намертво связался у меня с Пушкиным. Когда читал Пушкина, было почему-то грустно и приятно. Я этот фонтан видел. Бахчисарай помнился внушительным. Очень хотелось увидеть это сооружение вновь.
Ехали долго. Все дальше и дальше от моря. Горы сдавались не сразу. Они съезжали в степь огромными ущельями. Как будто кто-то рубил горы гигантским мечом, и они раскрывались, разваливались продолговатыми пластами своего каменного «мяса», покрытые на плоских вершинах то травой, то низкорослым карагачом. Иногда удары «меча» приходились по телу гор не совсем аккуратно, и тогда виднелись причудливые скалы, гигантские камни, воспрявшие к небу, как столбы.
Бахчисарай расположился там, где горный Крым заканчивается и начинается Крым степной. Он стоит уже много веков у горловины ущелья. Когда в этом татарском городке происходил очередной средневековый мордобой между ханствующей родней, более слабая сторона поднималась по ущелью вверх, к древней крепости Чуфут-Кале. Все экскурсоводы в Бахчисарайском дворце – татарки.
Сам дворец не произвел на меня впечатления. Довольно обширный, приземистый. То, что я помнил большим, оказалось маленьким. Доски по полу. Дерево. Изящным был минарет. Хороши входные ворота, сделанные приблудившимся итальянским скульптором. По-моему, было это в ХVI веке.
Бахчисарайский фонтан. Сделал его знаменитый местный мастер. Видимо, он один по камню в те далекие времена тут и был. Звали его Омар. Все свои творения завершал изображением свернувшейся клубочком змеи. Символ вечности.
В фонтанчике капала из чаши в чашу вода. Внизу живая алая роза. Сам зал довольно большой, в углу – этот фонтан. Запомнилась стена во внутреннем дворике, а вдоль нее - виноградная лоза, кривая, причудливая, со стволом, покрытым грубой древесной корой. Я долго стоял и гладил лозу.
Потом доехали до ущелья. С автобусной остановки вверх шла ровная дорога. Долго брели по ней. С обеих сторон стояли торговцы сувенирами и церковной утварью. Наконец, дошли до Храма Святого Михаила Архангела. Основное помещение вырублено в скале. Все отреставрировано. Ухожено. К самому храму ведет широкая длинная лестница, «переломленная» посередине. Она круто уходит влево. Перед входом в храм - площадка. С нее хорошо просматривается ущелье, уходящее вверх. А на площадке – тень. Внутри, в пещерах, сумрачно и прохладно.
Ветер выбил пещеры в стенах ущелья – большие, маленькие, но все какие-то мягкие, овальные, с прилизанными краями. Люди устроили в них кельи. Закладывали камнем, делали двери, окошечки – и жили.
История, конечно, героическая (это про древний храм). Будто именно в этом ущелье была битва Архангела Михаила со змеем, в которой Михаил как раз и одержал победу. Видимо, под змеем подразумевали злостных татар. Девушка-экскурсовод в Бахчисарае за всю экскурсию ни словом не обмолвилась о храме в скале, имеющемся выше по ущелью. Зато и толстый поп в окружении 15-20 женщин в белых платочках возле источника со святой водой о Бахчисарайском дворце ничего не упоминал в своем рассказе.
