В Симеиз вбегаешь через владения татарской общины. Мечеть окружена обширным двором. Во дворе сооружены деревянные помосты под легкими укрытиями. На помостах – ковры, низенькие столики, расшитые валики. Солидные мужчины пьют чай. Есть место для большого казана. Ворота общины выходят на широкий перекресток – старая крымская дорога пересекается с дорогой, ведущей к верхней, основной крымской трассе.
Получается что-то вроде широкой площади. С одной стороны лотки, укрытые полосатыми тентами. С них татары торгуют овощами, фруктами, орехами, медом, красным крымским луком. С противоположной – угол старинного дома с полукруглой мансардой. За ним высится минарет мечети. С минарета, через громкоговоритель, раздается протяжный голос муэдзина.
И над всем этим – над минаретом, желтыми домиками, вершинами кипарисов и кронами каштанов – с неимоверной мощью поднимается ввысь седой, изломанный горный хребет. Горные кручи отвесно взмывают из густого леса. Деревья неразличимы. Далеко. Все сливается в мохнатый плащ, словно брошенный к подножью гигантских круч. Серое на бледно-голубом.
Гряда бежит к главному украшению, господствующему над местностью – зубчатой короне Ай-Петри. Этот вид в моем беге – награда. И когда я направляюсь в Симеиз, и когда возвращаюсь в Алупку. Задыхаясь, обливаясь потом, ручьем струящимся по спине, я приберегаю взгляд для этой роскоши. Завидев издали минарет мечети, наклоняю голову. Выбежав на перекресток перед татарским рынком, резко поднимаю ее. И вот вид редчайшей красоты. Вкатываюсь с площади в узкую расщелину между старинными домиками. Бегу, а у самого голова поворачивается к горной гряде, нависшей над городом. Держу в глазах это чудо до самого последнего момента.
По дороге к Симеизу все красиво. Незабываем каждый уголок. Все портит, конечно, затянувшаяся стройка «ющенковского» дворца, но и перед самим ее забором дорога «вылетает» на круглый «пятачок», буквально «взвившийся» над бескрайней морской далью.
С утра горизонта не различить. Море растворяется в бледно-голубых небесах. По единому полю неба и моря разбросаны едва различимые черточки» проплывающих далеко-далеко от берега кораблей.
В самом Симеизе разворачиваюсь в обратный путь на центральной площади, перед автовокзалом. Площадь маленькая, всегда забита автобусами, людьми. Мужики в шортах. Женщины в халатиках. Дети в трусах и панамках. Крики, гам, автомобильные гудки. Тут же куча магазинчиков, кафешек, частных гостиничек.
Пронырнув между автобусами, добегаю до верхнего угла площади, с которого главная городская улица идет в центральный парк к морю. Там, на углу, лавчонка, уставленная холодильниками для напитков. Стены у холодильников-автоматов стеклянные, стоят они в ряд под тентами. Так что получается большое зеркало.
Бегу и отражаюсь в стеклах. Разворачиваюсь – и вновь отражаюсь. Любуюсь собой. Широкой грудью, ногами со вздувшимися мышцами. Важно увидеть, насколько меня пробил пот. Сверкаю ли я на солнце, как древний спортсмен, в красе и славе.
Если правда, что, отразившись, твоя тень навсегда остается скрытой в слоях отражавшей поверхности, то тень моей сверкающей в лучах солнца фигуры навсегда поселилась меж запотелых банок с кока-колой и пивом.
Впрочем, теперь там обитают тени двух фигур – моей и брата. Выглядим неплохо. Он в белых трусах. Я в синих. Я, правда, чуть лысоват. Но для крымских зрелых дам – в самый раз. Тела наши (а торсы-то голые!) сверкают на солнце. На ногах фирменные кроссовки.
И вот эта пара великолепных лошадок рассекает площадь, заполненную пестрой толпой. Лица сосредоточены. Ноги волосаты. Миша неплохо выдерживает дистанцию.
В чем прелесть медленного бега? Когда мы смотрим на оригинальную, не знакомую нам вещь, то хочется взять ее в руки и повертеть, потрогать, внимательно оглядеть со всех сторон. А если ты оказался в незнакомой местности? В руки ее не возьмешь, не повертишь. Но можно не спеша обойти (какое это замечательное занятие – ротозейство!). А еще лучше обежать. И тут уже сама местность медленно вращается вокруг тебя. Открываются все новые детали. Один и тот же вид каждый день или в разные периоды дня – уже другой. В нем открывается что-то новое, неизведанное. Можно вертеть вещь в руках перед глазами. Но не менее интересно «вертеться» внутри «вещи» - нового места, времени суток, времени года.
Неторопливый бег по старой крымской дороге доставляет такое же глубокое наслаждение, как и разглядывание какой-нибудь красивой, дорогой для человеческой памяти, вещи.
Эстетика не идеальна. Навстречу попадаются отдыхающие в плавках, купальниках, с детьми, без детей, с надувными матрасами, кругами, мячами, крокодилами. Трогательны пузатые отцы семейств, бредущие вслед щебечущим женам с детьми. Некоторые помилованы – в руках у них запотелые бутылочки с пивом. Но большинству не достается ничего. Они, в китайских панамках, тащат пузатые надувные матрасы, а в это время долговязая дочь-подросток что-нибудь канючит. Энергичная, толстенькая мамаша с шустрым пацаненком бодро шествует впереди, укутанная разноцветным сари.
Китайские мотороллеры. Местные пацаны – в шортах и шлепках – снуют в поисках постояльцев. По обочинам сидят тетки и деды. Рядом – объявления о сдающихся углах, комнатах, квартирах, целых домах.
Перед крутым подъемом вдоль забора «ющенковской» дачи, чуть в глубине, в тени шелковичных деревьев расположен невзрачный магазинишко. Магазинчик «для местных» находится в самой середине пути между Алупкой и Симеизом. Возле входа на старых, продавленных диванах сидят выпивохи. Потертые жизнью мужчины в льняных кепках брежневской поры, в майках на бретельках и вольных по фасону брюках. Кожаные сандалии в дырочках. Или войлочные тапочки. Завсегдатаи сидят в благоуханной тени. На столике перед диванами – бутылочка початого портвяшка. Либо пивко и местная сушеная рыбка – бычки. Каждый год эти добрые люди приветствуют меня, пробегающего мимо, добрыми возгласами. Фразы обычно просты. Что-нибудь вроде: «Динамо бежит?» Или: «Мужик, не мучайся, присаживайся к нам!»
