Мороз и солнце. Противоположности. А похожи. Мороз сушит. Сильнее солнца. Морозная сушилка – чисто земное явление. А все – воздух и влажность. Оттого на морозе пересыхает горло и сводит зубы. Плюнешь в сильный мороз (или сморкнешься) - долетит до земли ледяное ядрышко. Пять минут – и стиранная байковая рубаха (или сатиновые трусы с носочками черненькими) деревенеют при двадцати пяти ниже нуля – хоть гвозди заколачивай. Получается горячая вещь от иссыхающей водички, изойдет в минутку плотным паром, да и задубеет (то есть высохнет). Деревья до последней веточки испушатся серебристым инеем. Конденсат. А как же! Изморозившийся воздух выталкивает из себя влагу, и она оседает серебряными гирляндами на проводах, на столбах, деревьях, веревках и вокруг распахнутых форточек коммунальных квартир. Когда -30°, что величественнее всего? Побежденное солнце тускло в декабре. Нет в нем величия. Но пар, что торжественно, мощно, величаво исходит из высоченных труб в бледное небо, – вот мощь, вот красота десятков тонн воды, уснувшей на долгие месяцы. Это чудо потрясает своими округлыми горами-буклями. Можно бесконечно смотреть на этот торжественный полет, как на пламя костра. Люди с деньгами, конечно, восхищаются «Девятой симфонией» (мощь, сила – ах-ах-ах!), а свои животворящие клетки морозят (сушат) на века в криогенных футлярах. Уже умершие – сами ложатся в металлические гробы, раскаленные до -100°. Эффект тот же, что и с телами фараонов, упрятанными в жаркие египетские пески.
Сухость мороза неестественна. Обман. Снимешь трусы с рубашкой, принесешь эти «дрова» с мороза, а они оттают, раскиснут – один свежий, морозный запах и останется. Если хочешь стопроцентного иссушения одежды, тел, растений и даже мыслей и чувств – отправляйся в темную пропасть Космоса. Там - ни воды, ни кислорода, ни водорода, ни азота – только великая тишина и мертвый свет звезд. Не чувствуете родства понятий: тишина – сухость, пустота – безмолвие?
На остановке новая реклама (впечатление сродни сухости мороза) – Казарновская рядом с Трофимом. Продюсеры в последнее время опопсили классическое пение. То Монсеррат Кабалье с Фредди Меркьюри сбацают «Барселону». То «Дип Перпл» с Лондонским симфоническим. Этот симфонический и вовсе опопсел – что ни лохматый рокер – так норовит свою вещичку пропустить через витиеватые интерпретации лондонских скрипачек. Пошло-поехало. Зинчук (это уж после Ванессы Мэй). Нетребко (по следам трех молодцев – один из них толстячок Лучано Паваротти). Хворостовский. Предатель хорового и сольного пения Басков – а там уж и некий актер Дятлов с русскими и цыганскими романсами. Итог: Казарновская – Трофим.
В городе два памятника, воздвигнутые яркому человеку – Николаеву, космонавту. Постамент – не живой человек. Постамент – печать времени. На проспекте Ленина – огромная голова космонавта. Голову изваяли ради идеи – человек был шибко умный крестьянским умом, вот и улетел в Космос. Хорошо вспоминало человечество и Терешкову, и Николаева. Красивая была пара. Сотни миллионов на различных континентах вздыхали: «Красивые люди. Нам бы так красиво жить!» В память о чаяниях миллионов поставили в Чебоксарах красивую голову красивого человека. Может, и были претензии, да уж как получилось. Потом – Федоров (неискренний человек лживого времени). Конечно же, провокации. В Шоршелах хоронят космонавта – и тут же церквушка с крестиком. Причем здесь церковь? На храме попы с крестами (ох уж эти попы – куда хочешь, кресты понесут, даже к огромному медному идолищу на заливе). Думается, тяжело было Андрияну Григорьевичу в нынешнее подлое время заиндевевших на морозе тряпок и истрескавшихся сердец. Душила его сухость мертвого холода. Умер герой – и не ему, а вот этому невыносимому чувству лютого мороза собачьей жизни кто-то задумал взгромоздить на улице Калинина довольно нелепую (говорят, денег не хватило) статую некоего дутыша. Тяжелые ботинки. Коротковатые штаны. Курточка и неживая голова с едва обозначенным ликом. Рядом огромный рекламный плакат – Ален Клиник, лечит геморрой и мужское нестояние. Придите к нам и будете деревянно торчать, как это неживое изваяние. Между прочим – голова у Ленина инеем не покрывается, а вот сооружение на Калинина плотно обметано иголками инея. Чувство то же, что от парочки Казарновской с Трофимом; от соседства сталинского дома на Ленина и творения фирмы «Старко». Переломан хребет времени. Тьма. Ухмыляется уродец у ломбарда. Его веселит ледяной пупс.
