Пройдя черный перелесок, выходим, как суденышки в океан, на просторы желтых трав. Л. бормочет: «Тянет к пропасти. Клонюсь, будто тянут вниз. Не страшно. В голове и в сердце нет страха. Лишь думаю о полете. Пусть вниз, а не вверх, но ведь лететь-то буду. Говорят, за несколько мгновений увидишь все прожитое. Погибнешь, обретешь полет вверх. Тела-то не будет, чиста свобода, невозможная из-за грубого вещества, из которого слеплены». Говорит так, а сама, через полегшие, струящиеся под прохладным ветром стебли, огибая распластанный по камням. Распластанный можжевельник стремится к краю. Окликаю: «Будь аккуратна! Не рискуй!» Не слушает. У самого среза твердыни останавливается, раскидывает руки, левую ногу откидывает назад и в позе «ласточки», на одной ноге, застывает. Сначала в душе страх: «Ведь сорвется, дура. У женщин так - расчетливы, скучны. Но сосуд же дьявола, и рогатый моментами, просыпается, принимает облик романтического порыва, тянет к гибели живое существо. Дай женщине стакан вина, побеседуй - и захлебнешься в пучине придурковатого, малопонятного романтизма». Знаю дамские придурства. А если упадет с вершины - хрен с ней, хоть бабешка и не дурна. Жду, остановившись. В сторону Л. не смотрю, но знаю: обернулась, хочет видеть мою реакцию. Слышу щелканье камушков - спускается. Ласточка не вспорхнула над пропастью. Скучно спрашивает: «Испугался?» - «Испугался. Но только в начале. Трудно тело твое тащить километры вниз. Свободы хочешь - от забот, тяжестей, глупости. Так ты всегда этого желай, а не временами. Мне «отвязанности» от всего не нужно. Лучше спокойно, без восторгов застывать на краю скалы. Надежное (хоть и жалкое) средство дать в зубы матушке-природе. А не то играет нами, как мячиками пинает. Это ведь она толкает тебя грохнуться. Несколько дней назад видел «кайфанутых», летали на парашютах с высокой горы. Но не то - природу не обманешь. А ты попробуй этого дьявола боднуть безразличием, осторожностью. Не спешить сдохнуть - лучшее из человеческих качеств. Смотри - пойду к краю, но фигур изображать не буду. Но почувствую, как все - камни, трава, небо, море, горизонт - чуть вздрогнут». Солнце ржавеет, валится к закату. В тяжелых лучах его, словно сквозь колючки, медленно подхожу к краю. Лес - чудовище, прилетевшее с неба, словно забеспокоилось, нервно зашелестев шерстью зелени. Уже с опаской, Л. бредет к краю позади меня. Из провала тянутся ко мне языки туч. Нагнали тумана в каменное корыто, не видно дна. Делай шаг - не упадешь, но пойдешь по мягкой серой вате. Кроссовки лишь напитаются сыростью. Бестрепетен. Кончики носков обуви - над яминой. Но сделать последний шаг ничто не подталкивает. Твердь непоколебима. Превращаюсь в ее продолжение, торчу острым осколком. Граница - не там и не здесь. Л. резко дергает за майку. От неожиданности сажусь, больно отбив попу. - «Ты что, дурак, к самому раю вылез? Я же перепугалась! Ты толстый. Вот тебя-то мне до людей не дотащить. Нужно спуститься с горы, в темноте хоть чего-то найти, опять вернуться, до утра искать, счищать брызги, собирать в мешок, везти вниз, опознавать. Протоколы, допросы, ментовка, похоронщики - на хрена ты сдался! Я отдыхать приехала. Не нужны философствования, достоевщина». Слушаю, а в голове пусто. Вырезали на время все эмоции. Человек - камень. Острие скалы сломали. «Язык» серого тумана вылез из расщелины, накрыл нас: «Вот, Л., что такое обмануть природу - стать неразрывной ее частью. Не случайно превращаемся через некоторое время в прах. Никаких акробатических фигур. Видишь, моя голая рука покрылась капельками. Это не дистилляция. Это Вселенная вспотела от ужаса». Встаем, выбредаем из тучки на солнышко. Перед спуском съедаю всю ежевику. Л. в рюкзаке тащила обернутые тряпочкой оладушки. Сожрал и выпил все. Как же! Напугал весь мир! Л., ласковая, рядом. Неожиданно из брюха лесного чудища выходят две косули. Спины рыжие, животы белые, ноги стройные. Нас не боятся. Посмотрели - ускакали.
i_molyakov) wrote, 