Что для меня Запад? Европа или Америка? Конечно, Европа. Не Бухарест или София, а Лондон, Париж или Рим. Даже не Берлин. С немцами, особенно с пруссаками, не так. Опоздали объединиться. Недолго грабили колонии. Когда захотели поживиться – все разобрано. Маленькая Голландия нахапала больше.
Стержни – Рим, Париж и Лондон. Оболочка – это Германия. Вода реактора, которая европейский котел остужала, - Россия.
Франция и Англия - в перманентном противоречии. То королей делили, то деньги. Но вместе выступали против Германии. Италия, раздробленная и слабая, переваливалась по историческим ухабам то на одну, то на другую сторону.
Европейский реактор гаснет. Успеть увидеть своими глазами, пока океан смуглых и желтолицых лиц не накроет европейские государства. Ехать в Италию через Испанию. Но можно выбрать Париж. Провинциальные парламенты эрэфии отправляют депутатов на 8-10 дней за границу. Обмен делегациями. Кому в Париже нужна Чувашия?
Депутаты заезжают в какую-нибудь муниципальную контору на час-полтора, чтобы отчитаться – были, видели, научились. Чему научились? Во Франции бюрократы те же. Даже хуже, чем в России.
Ни в какие муниципалитеты я не ездил. Пришлось «работать душою». Физически уставал. Как собака. Спал часа четыре в сутки. Ноги отваливались.
Время в Чебоксарах. Иначе час «весит» в Москве, в Питере, в Крыму. Золотой, сияющий, бесценный час в Париже. Ценность времени в Париже - эталон. Отсюда – и поведение, и маршруты. Что касается маршрутов, то тяжелейшим вопросом является сочетание их объективной ценности и собственных предпочтений.
Лет двадцать назад в душе кипело бы возмущение: «Как это? Приехать в Париж, сидеть весь день в гостиничном номере и глушить коньяк! Зачем тогда ехать?»
Сейчас ничего удивительного – пьют и пьют. Сидят и сидят. Обсуждать, что происходит в селе Батырево, сидя в центре Парижа, – полная чушь. Но так оно и было. Так и бывает. Может быть, круто. Чувашский понт дороже доллара. Спасибо и на этом. Если бы не Госсовет, то Париж, то есть Запад, увидеть бы не довелось.
Меньше разговоров. Больше ходить, видеть. Цифровой аппарат «Canon». Тысячи кадров, небольшой видеофильм.
Лондон тоже город. Британский музей, Биг-Бэн. Лондон – английский язык. Иностранный язык давался плохо. Уж я его учил-учил. С разными учителями. В аспирантуре, правда, экзамены сдал на «отлично». В те времена в советском университете знания присутствовали. Деньги у меня водились. Доступны были платные уроки английского. Занимался со старенькой преподавательницей из пединститута, которая знала Нину Яковлевну Дьяконову и недолюбливала ее. Языки – французский, немецкий и английский - знала не хуже Дьяконовой, а может быть, и Бонди. Ко мне была беспощадна. Михаил Иосифович Шахнович смешно рассказывал мне о распрях, которые разгораются между этими тетушками. В теплых и влажных недрах грамотности кроются клыки – белые, крепкие и блестящие, – которыми старушенция может отхватить ногу, руку или голову.
Шахнович говаривал о феномене, который проявляется у университетских преподавательниц – они переводят личные, подчас домашние дрязги на уровень профессиональных отношений. Какое у дамы с утра настроение, как дела с мужем. Крайним оказывается несчастный Байрон. Михаил Иосифович собирался написать об этом книжку или статью. Никто не стал бы печатать. Но в дневниках Шахнович что-то записывал.
Месяцы жесточайшего диктата преподавательницы дали толк – на экзаменах проблем с английским не было. Осадок остался. Казалось, что Лондон - строгий и скучный. В Париже больше солнца и меньше тумана. Всего больше – солнца, дождя, ветра, тепла. Во Франции веселее. Интереснее.