Крым. 2 - 18 августа 2017. 77: i_molyakov

У моря свой язык. Мечтаю побывать на побережье океана, но не был. Неплохо было бы послушать его рев. Но и встревоженное море «впечатляет». Слушая аудио-повесть шума деревьев, рокота морских валов, замечаю: и у них есть подчинение «знакам препинания». Вода, влекомая на камни, ударит - восклицательный знак. Откат от берега - запятая. Мгновение тишины - многоточие. Ветер колеблет дерево - снова есть и запятая, и тире. Махало ветвями, бесновалось, раскачиваясь. Вдруг - замерло. Не трепещут листья, не гнутся ветви. И на море, и в лесу есть кавычки, скобки. Гладь воды спокойна, но в уголке (в скобочках) наблюдается рябь. Покинув топчан, словно тяжелый бомбардировщик, выруливаю по взлетной полосе. В ушах басовые удары, как с последнего сольника Джона Пола Джонса. Справа, под каменной стеной, как раз сыплют скобками-кавычками кусты алычи, можжевельника. Свистят, как кончики плеток, сопротивляющиеся ветру кипарисы. Их шишки разбросаны по набережной. Если и есть у воды отдыхающие, то жмутся подальше от волн. А они, брызгаясь пеной, долетают до береговой стены, несмотря на волнорезы. Островки сухих голышей редки. На них и жмутся. За кипарисами нависает гостиница, лет десять назад бывшая элитной, а сейчас постаревшая краской, выцветшими навесами, потускневшими никелированными балконными ограждениями. На одном из балконов устроилась увядающая дама. На перилах голубое полотенце с дельфинчиками. На него-то и задрала ноги бывшая красотка. Читает Маринину. Обменялись с ней весьма суровыми взглядами. От гостиницы, под бетонными надолбами, пролегла дорожка, ведущая к платформе на толстых столбах. Площадка в два этажа. Похожа на нефтяную вышку, только без самой буровой установки. В тени нижнего этажа сложены пластиковые кресла, шезлонги, свернутые зонты и лодки. На идеально ровных досках второго этажа - никого. Так же пусто на веранде у набережной, которая построена также от упомянутой гостиницы. Когда-то на ней любил загорать брат О.. Скрывался от прямого попадания лучей. Но под матерчатым навесом господствуют блики рассеянные. Они обеспечивают ровное, мягкое соприкосновение с кожей, которая постепенно, без ожогов, покрывается золотистым налетом. Золотистого налета, после двух недель возлежания под пологом, не заметил. О., поворачивая грузное тело, восклицал: «Смотри! Видишь? Вот же! Неужели незаметно?» Рыхлое тело, как было, так и осталось бледным, но я, чтобы сделать брату приятное, начинал причитать: «А, да-да! Вот вижу, вижу!» Под жухлыми выцветшими зонтиками, к тому же закрытыми, опять же никто не загорал. Унылый мужчина в капитанской фуражке, сидевший у входа, упрашивал меня зайти, прилечь. Возразил: «У вас дорого. Лежаки позолотить можно». Мореход оживился: «Да заходи бесплатно. Никого. Грустно. А так - поговорим, выпьем». Разговаривать о жизни с усталым черноморцем не хотел. Устал на работе от разговоров.
Наконец, добрался до конца набережной. Дальше - огромные, непроходимые валуны с диким кустарником, длинной травой. Маленькая речка, а в жару ручей, журчит, стесняясь. Сел на лавку. Ножным насосом накачивал матрас «Intex». Дело идет быстро, но, когда он начал обретать пухлые контуры, порывами ветра его чуть не унесло в заросли кустов. Одной рукой держу надувное лежбище, другой с трудом поднимаю камень и придавливаю им готовое улететь резиновое темно-синее чудо. Снова работаю качком. Валун медленно вздымается, подрагивает, как дремлющий кот. Готово! Запихиваю матрас с камнем-сторожем под лавку, спускаюсь по лестнице на волнорез. Он оканчивается площадкой в мягких, как шелк, водорослях. Веревка, чтобы вылезать из моря на прихваченный скользким илом бетон. Хватаю веревку, ложусь на живот. Дикая волна хищно запрыгивает на бетон, валяет меня, мнет, покрывает воздушной пеной с головой. Но я крепко вцепился в канат, и слизнуть меня в море не удается.

Крым. 2 - 18 августа 2017. 77

Между прочим

Между прочим

Между прочим

Error