Рождество
Ведь агнец баран от рожденья.
Пугливое стадо толпится.
Откуда же наважденье,
Что с агнцем святое случится?
Девица по имени Маша
Качала мальчонку у печки,
Остыла. И жесткая каша
Ее надрывала сердечко.
Пихала мальчишке насильно
Куски не проваренной снеди.
От ора устав, он бессильно
Мычал. Ей казалось, что бредит.
Ночевка с телками, с отарой,
Вокруг догорающей свечки.
Совсем оплывает огарок:
Воск желтый ложится в колечки.
Чем завтра кормиться с младенцем?
Из лона все кровь-сукровица…
Вздохнула, берет полотенце,
Решила в сенях удавиться.
В оконце звезда загорелась.
Кому она светит, мигая?
Не ей, это точно. Зарделась,
Разделась и встала нагая.
Решает: не грех ли болтаться
В помятой и ветхой сорочке.
Продлить еще муку, остаться
При бледном, увядшем сыночке?
Тут входят. Их трое. Лохматы.
На посохах пыль и насечки:
«Впусти нас, хозяйка, до хаты.
Найдешь нам до утра местечки?
А в петлю - ты зря, не сдавайся!
Мы скажем, что сын твой - особый.
Звезда - для тебя. Одевайся.
Тебе быть негоже убогой!»
И люди, и овцы забылись.
Теленок не трется о печку.
А утром деды растворились,
Оставив три хлеба и свечку.
Пугливое стадо толпится.
Откуда же наважденье,
Что с агнцем святое случится?
Девица по имени Маша
Качала мальчонку у печки,
Остыла. И жесткая каша
Ее надрывала сердечко.
Пихала мальчишке насильно
Куски не проваренной снеди.
От ора устав, он бессильно
Мычал. Ей казалось, что бредит.
Ночевка с телками, с отарой,
Вокруг догорающей свечки.
Совсем оплывает огарок:
Воск желтый ложится в колечки.
Чем завтра кормиться с младенцем?
Из лона все кровь-сукровица…
Вздохнула, берет полотенце,
Решила в сенях удавиться.
В оконце звезда загорелась.
Кому она светит, мигая?
Не ей, это точно. Зарделась,
Разделась и встала нагая.
Решает: не грех ли болтаться
В помятой и ветхой сорочке.
Продлить еще муку, остаться
При бледном, увядшем сыночке?
Тут входят. Их трое. Лохматы.
На посохах пыль и насечки:
«Впусти нас, хозяйка, до хаты.
Найдешь нам до утра местечки?
А в петлю - ты зря, не сдавайся!
Мы скажем, что сын твой - особый.
Звезда - для тебя. Одевайся.
Тебе быть негоже убогой!»
И люди, и овцы забылись.
Теленок не трется о печку.
А утром деды растворились,
Оставив три хлеба и свечку.
