Питер. 2014-2015. 37
Ушиблен диалектикой. Обратная сторона явлений интересна. С возрастом много появляется «обратных сторон». А «вид сбоку»? Про «верхние взгляды» говорил: представил Пискаревку в виде тяжелой белой шкуры. Залезая под понятие смерти то с одной, то с другой стороны, понимаю - подобное возможно в силу относительного здоровья. Когда придет черед «девушки с косой», она рассматривать тебя с разных сторон не будет. Срежет - и точка. У нее дел много. И все же полез за монумент. Кто сделал эту мрачную красоту? 9 мая одна тысяча девятьсот шестидесятого года комплекс был открыт. Придумали архитекторы Васильев и Левинсон. Скульптуру строгой матери с траурной гирляндой в руках изваяли Исаева, Капленский, Малахина, Райман, Харламова, Таурит. Стыдные мысли: они все ее ваяли? Может, и в дело столь скорбное, торжественное и ответственное проникла гниль. Та, что убила советскую идеократию. Скульптуру придумала Исаева, а все остальные лишь поставили свои имена? Не позволила бы Исаева прихлебателям идти с ней паровозиком - и не появилась бы эта благородная медная женщина-мать?
Та же история с Васильевой и Левинсоном. Стоя у циклопических ворот Пискаревки, колыхал, взбалтывал сомнения: «Быть не может сволочизма в святом деле, - думал я. - Трудились вместе. Никто одеяло на себя не тянул. Никого не «подсиживали». Те, что лежат в земле, первыми брали на себя смертельный груз, не подставляя вместе себя никого». Далеко виднелись многоэтажки. Уже стали пускать ракеты, петарды, хлопушки. Низкое небо озарялось то малиновым, то фиолетовым. А если даже здесь, на святом месте, головой и руками работал кто-то один, а остальные заставили свои фамилии дописать из разных соображений? Если так - вот она, дорога смерти. Несправедливость маскируется мишурой рынка. Человек одинок. Если жизнь его рушится, то винит он в этом только себя.
При социализме Ленин в залатанном пиджаке, Сталин в дырявых сапогах. Так надо, поскольку государство без рыночной мути облагает общество прямым изъятием. Изъятое, конечно, идет на безопасность всех и в общественные фонды. Тут вещи не экономические. Здесь - крутая, беззаветная честность. Ставки высоки. Оперируют категориями жизни и смерти. Хорошо, так всем. Плохо - тоже. Умирать, так вместе. Те, кто шипит: «Умри ты сегодня, а я завтра», смерть встречали, как правило, за решеткой.
И все же: «Рабочий и колхозница» - Мухина. На Пискаревке и скульптуры матери авторов многовато. Успокаиваю себя, нагоняя в душу веру во все доброе и светлое. Тяжело, ведь только что ходил над косточками честных и чистых людей. Как с изжогой: душевные сомнения можно засыпать только содой простых удовольствий.
В Ленинграде пассажиров перевозят квадратные автобусы, сделанные в Татарстане. Подъезжает один, ярко освещенный, пустой. Лишь двое в салоне. Спрашиваю про метро - едет ли? Женщина (мужчина испуганно молчит): «Едет. Но в другую сторону. Дойдет до конечной и обратно. Вот тогда будет и метро». Мне - все равно. В тисках дум о смерти дорога в никуда (или не туда, куда надо) самое милое дело. Свет фонарей разливается желтым сиропом. Архитектор Рабинович, в шестидесятом, придумал собирать дома сразу из крупноблочных готовых комнат. Этих домов до сих пор - четверть Питера. А Баранов придумал новое здание Финляндского вокзала - с белой башней и с часами. Хотели зарыть Обводный канал. Не стали этого делать. Собчак вернулся к идее, но пришлось драпать в Париж. Уголовки испугался. Восстановили чугунные, выкрашенные в зеленое, Московские ворота. И гранитную пристань с гротом и каменными сфинксами перед дачей князя Безбородко. Отреставрировали интерьеры Елагина дворца. Привели в божий вид Троицкий собор. Памятник Бехтереву и надгробие Гончарову (черная срезанная колонна). Гумилев написал книжку «Русь и великая степь». Доливо-Добровольский прославился монографией «Основы теории процессов магнетизма и метаморфизма». Академик Канторович помог Рабиновичу в возведении крупноблочных «хрущевок» трудом «Экономические расчеты наилучшего использования ресурсов». Снова мысль покорно натыкается на печальные мотивы. В 1960-м году умерли двое: Иоффе и Бенуа (в Париже).
Та же история с Васильевой и Левинсоном. Стоя у циклопических ворот Пискаревки, колыхал, взбалтывал сомнения: «Быть не может сволочизма в святом деле, - думал я. - Трудились вместе. Никто одеяло на себя не тянул. Никого не «подсиживали». Те, что лежат в земле, первыми брали на себя смертельный груз, не подставляя вместе себя никого». Далеко виднелись многоэтажки. Уже стали пускать ракеты, петарды, хлопушки. Низкое небо озарялось то малиновым, то фиолетовым. А если даже здесь, на святом месте, головой и руками работал кто-то один, а остальные заставили свои фамилии дописать из разных соображений? Если так - вот она, дорога смерти. Несправедливость маскируется мишурой рынка. Человек одинок. Если жизнь его рушится, то винит он в этом только себя.
При социализме Ленин в залатанном пиджаке, Сталин в дырявых сапогах. Так надо, поскольку государство без рыночной мути облагает общество прямым изъятием. Изъятое, конечно, идет на безопасность всех и в общественные фонды. Тут вещи не экономические. Здесь - крутая, беззаветная честность. Ставки высоки. Оперируют категориями жизни и смерти. Хорошо, так всем. Плохо - тоже. Умирать, так вместе. Те, кто шипит: «Умри ты сегодня, а я завтра», смерть встречали, как правило, за решеткой.
И все же: «Рабочий и колхозница» - Мухина. На Пискаревке и скульптуры матери авторов многовато. Успокаиваю себя, нагоняя в душу веру во все доброе и светлое. Тяжело, ведь только что ходил над косточками честных и чистых людей. Как с изжогой: душевные сомнения можно засыпать только содой простых удовольствий.
В Ленинграде пассажиров перевозят квадратные автобусы, сделанные в Татарстане. Подъезжает один, ярко освещенный, пустой. Лишь двое в салоне. Спрашиваю про метро - едет ли? Женщина (мужчина испуганно молчит): «Едет. Но в другую сторону. Дойдет до конечной и обратно. Вот тогда будет и метро». Мне - все равно. В тисках дум о смерти дорога в никуда (или не туда, куда надо) самое милое дело. Свет фонарей разливается желтым сиропом. Архитектор Рабинович, в шестидесятом, придумал собирать дома сразу из крупноблочных готовых комнат. Этих домов до сих пор - четверть Питера. А Баранов придумал новое здание Финляндского вокзала - с белой башней и с часами. Хотели зарыть Обводный канал. Не стали этого делать. Собчак вернулся к идее, но пришлось драпать в Париж. Уголовки испугался. Восстановили чугунные, выкрашенные в зеленое, Московские ворота. И гранитную пристань с гротом и каменными сфинксами перед дачей князя Безбородко. Отреставрировали интерьеры Елагина дворца. Привели в божий вид Троицкий собор. Памятник Бехтереву и надгробие Гончарову (черная срезанная колонна). Гумилев написал книжку «Русь и великая степь». Доливо-Добровольский прославился монографией «Основы теории процессов магнетизма и метаморфизма». Академик Канторович помог Рабиновичу в возведении крупноблочных «хрущевок» трудом «Экономические расчеты наилучшего использования ресурсов». Снова мысль покорно натыкается на печальные мотивы. В 1960-м году умерли двое: Иоффе и Бенуа (в Париже).