Трасса от Ялты в сторону Ангорского перевала – чудом заживший шрам, проскочивший от резкого удара человеческой прихоти. Старая дорога жалась ближе к берегу, подчинялась безусловным велениям вылезших на поверхность во время землетрясений вулканических пород. Так и извивается, словно восточная невольница в танце. Как по ней ездят водители - уму непостижимо. Верхняя трасса сделана строителем, не намеренным подчиняться камню и шутить. Сопротивлялся перевал через шею горы-Кошки (дорога на Кацивели) - динамит быстро сделал дело. По до сих пор подрагивающей трассе бегут сотни автомобилей, автобусов. Замечаю: пробитые в толще пути нравятся все больше. Ракета или лайнер не разгонятся, но карусельный дух детства выражен достаточно. Вверх - вниз. Аттракционность. Игрушечность - изящество. Декоративный Никитский ботанический сад. Десятки сортов роз - пошло и изумительно. На бедных ковриках главные персонажи не лебеди с русалками, а маняще распахнувшиеся розы, тюльпаны, гвоздики. Завод вина «Массандра» и останки Ялтинской киностудии. Бредет по дорожному серпантину серьезный человек. Не может не ощущать празднично-неестественного характера местности. Ненастоящее - настоящее, - так и шепчет со всех сторон слова, на всем пути от моря внизу, от клубящейся листвы и маленьких домиков. «Налей стаканчик - жахни!» Гурзуф с кипящими волнами вокруг Адалар, ребячьим лагерем и горой-Мишкой, словно выставившей задницу в сторону трассы, ластится в уши: «Ты должен быть слегка пьяным и счастливым, ветреным и молодым. А за Аю-Дагом роскошный Партенит с младенцем лаколютом и нездешними оливковыми деревьями. Сливы словно обсыпаны серебряной пылью. Черные кипарисы. К Алуште недолгий спуск с горы. Вот и она. Со степной частью ее связывают два перевала. Летом, из степей, они пропускают жар, зимой - прохладные ветра. Игрушечное разноцветье природы заменяется, в старой части города, кубиками белых, желтых домиков с палисадниками. Из-за оград свешивается виноград, тонкие ветви с тяжелыми листьями урюка, яблоки, алыча, абрикосы.
Троллейбус останавливается возле вокзала, карикатурно напоминающего стиляжный облик шестидесятых - позволено, как «за бугром», но не совсем. Получилось нечто смешное. Внутри - кассы, закрытые плексигласом и стальной арматурой. Окошечки полукруглые, как на давнишних пунктах выдачи зарплаты. Окна «счастья» были одинаковы в университетах, на заводах, в совхозах. Стены обиты фанерой, крашеной желтым лаком, рейками с заметными шляпками гвоздей. В деревянных же ящиках - пальмы. Старые, раскидистые (хотя пальм могло и не быть - помню плохо). Духота неимоверная. Спят пожилые мужики в железных креслах, по загорелым шеям струится пот. Выскакиваю, с другой стороны вокзала, к платформам, с которых отправляются автобусы. Сюда наша семья приехала на «Пазике» в шестьдесят девятом году: мать, отец, я и брат. Здесь нас уже ждали бабуля с дедулей. Алушта заставила меня навсегда полюбить Крым. Почти пятьдесят лет спустя снова здесь. Помню, на набережной отец с дедом пили холодное вино, сидя в тени акаций. Мне наливали лимонад из емкости, заряженной баллончиком с газом. Бутыль - огромная. Накачивался лимонадом так, что трудно было встать. Был я кругл, белобрыс, в серых шортах и неуемно жаден до прекрасного мира, окружавшего меня.