Обходной путь не использую. Как и предшественник, одолеваю железную ограду. Учитываю опыт предшественника, хватаясь за перекладину, ноги вставляю попеременно в ложбины, которые заранее определил в скале. Использую здоровое колено, вставив между прутьями, на перекладину. Все тело - на нем. Железка узкая, боль сильная, но терпимая. Руки - за концы прутьев. Встаю на железную ленту двумя ногами, хотя и сижу на заборе на корточках, напоминая грузного индюка. Стараюсь не исторгать стыдных звуков и не пыхтеть. Зрители должны убедиться: потерт, но не стар. Резко поднимаюсь, рукой цепляюсь за выступ в камне. Разворачиваюсь к зрителям лицом (те наблюдают внимательно). Наклон. Обе руки на прутья. Снова похож на индюка, но не одной, а двумя ступнями обхватываю арматурины. Они ребристы, тормозят скольжение кроссовок. Боюсь за них: как бы не порвались. Денег жалко. Слезть бы, не покалечившись, а тут - деньги. Грохнешься, никакие материальные вложения не будут нужны. Чертиком скачет мыслишка: а зачем полез? И темной волной подкатывает к горлу раздражение от вседозволенности расхристанных в башке глупостей. Надо собраться. Трудно. Майка так же взмокла, как и на мужике. Соскакиваю. В толпе вздох облегчения: еще один дурак перебрался, не покалечился, не нужно будет тащить его, переломанного, в больницу. Семья намылась, собирается ретироваться. Но тут я, сняв кроссовки, потные носки и майку, ступаю в воду. Холод бодрит, подначивает, опьяняет. Мыслительная деятельность не выскакивает из колеи глупости, свойственной начитанным дикарям. Но она обретает завершенность. Встал в лужицу, глядя на плачущие камни, задираю голову в небо, отслеживаю далекий край обрыва. Несомненно, в таких местах человек придавлен природной мощью. Возникают святые места. Дальше - по накатанной, по-европейски. От святых камней, излучающих энергию, - к фетишизму. Медленное подползание к анимизму. Боги. Единобожие (тут строят крепости и становятся оседлыми земледельцами). И, как у бунтаря Спинозы, идея абсолюта. Его, слабенького, тысячелетия назад придавили священными дубами, дольменами, он истек идейкой об абсолюте. В холодной луже, меж мокрых камней, соглашусь: Бог (Deus) - абсолютно бесконечное существо, то есть субстанция, состоящая из бесконечных атрибутов, каждый из которых выражает вечную и бесконечную сущность. Прямо «Глаза доктора Мабузе», эти бесконечные сущности. Какой историзм! Прогресс и историзм (стремятся-то достичь лучшего мира за гробом) - это к христианству. Перед лицом горных круч все существует одномоментно (в том числе ничтожная по времени человеческая жизнь). Мое индивидуальное существование можно (в рабочем порядке) принять за вечность. Вот гора - это вещь. Вот секвойя - также объект. Существование мое, как вечность, проистекает из стремления каждой неживой вещи быть вечной. Но и они - тлен и прах. Но находятся деятели, типа Рембрандта (живопись, как искусство, возможна только в краях, где размышляют об атрибутах и субстанциях), которые дают всему чувственную окраску. Художник сначала делал наброски на бумаге, затем переносил на медную доску, создавая офорт. Только потом картина, перенасыщенная живым мраком. Мрак, тень - как главные герои художества. Вот вам итоги, с которыми не согласен. Вокруг-то красотища! Она перебарывает легкие мыслишки. Вот это-то несогласие и толкает меня к подъему на скалу.
Крым. 2 - 18 августа 2017. 35
Обходной путь не использую. Как и предшественник, одолеваю железную ограду. Учитываю опыт предшественника, хватаясь за перекладину, ноги вставляю попеременно в ложбины, которые заранее определил в скале. Использую здоровое колено, вставив между прутьями, на перекладину. Все тело - на нем. Железка узкая, боль сильная, но терпимая. Руки - за концы прутьев. Встаю на железную ленту двумя ногами, хотя и сижу на заборе на корточках, напоминая грузного индюка. Стараюсь не исторгать стыдных звуков и не пыхтеть. Зрители должны убедиться: потерт, но не стар. Резко поднимаюсь, рукой цепляюсь за выступ в камне. Разворачиваюсь к зрителям лицом (те наблюдают внимательно). Наклон. Обе руки на прутья. Снова похож на индюка, но не одной, а двумя ступнями обхватываю арматурины. Они ребристы, тормозят скольжение кроссовок. Боюсь за них: как бы не порвались. Денег жалко. Слезть бы, не покалечившись, а тут - деньги. Грохнешься, никакие материальные вложения не будут нужны. Чертиком скачет мыслишка: а зачем полез? И темной волной подкатывает к горлу раздражение от вседозволенности расхристанных в башке глупостей. Надо собраться. Трудно. Майка так же взмокла, как и на мужике. Соскакиваю. В толпе вздох облегчения: еще один дурак перебрался, не покалечился, не нужно будет тащить его, переломанного, в больницу. Семья намылась, собирается ретироваться. Но тут я, сняв кроссовки, потные носки и майку, ступаю в воду. Холод бодрит, подначивает, опьяняет. Мыслительная деятельность не выскакивает из колеи глупости, свойственной начитанным дикарям. Но она обретает завершенность. Встал в лужицу, глядя на плачущие камни, задираю голову в небо, отслеживаю далекий край обрыва. Несомненно, в таких местах человек придавлен природной мощью. Возникают святые места. Дальше - по накатанной, по-европейски. От святых камней, излучающих энергию, - к фетишизму. Медленное подползание к анимизму. Боги. Единобожие (тут строят крепости и становятся оседлыми земледельцами). И, как у бунтаря Спинозы, идея абсолюта. Его, слабенького, тысячелетия назад придавили священными дубами, дольменами, он истек идейкой об абсолюте. В холодной луже, меж мокрых камней, соглашусь: Бог (Deus) - абсолютно бесконечное существо, то есть субстанция, состоящая из бесконечных атрибутов, каждый из которых выражает вечную и бесконечную сущность. Прямо «Глаза доктора Мабузе», эти бесконечные сущности. Какой историзм! Прогресс и историзм (стремятся-то достичь лучшего мира за гробом) - это к христианству. Перед лицом горных круч все существует одномоментно (в том числе ничтожная по времени человеческая жизнь). Мое индивидуальное существование можно (в рабочем порядке) принять за вечность. Вот гора - это вещь. Вот секвойя - также объект. Существование мое, как вечность, проистекает из стремления каждой неживой вещи быть вечной. Но и они - тлен и прах. Но находятся деятели, типа Рембрандта (живопись, как искусство, возможна только в краях, где размышляют об атрибутах и субстанциях), которые дают всему чувственную окраску. Художник сначала делал наброски на бумаге, затем переносил на медную доску, создавая офорт. Только потом картина, перенасыщенная живым мраком. Мрак, тень - как главные герои художества. Вот вам итоги, с которыми не согласен. Вокруг-то красотища! Она перебарывает легкие мыслишки. Вот это-то несогласие и толкает меня к подъему на скалу.
-
Между прочим
21 сентября 2023 года, 20-я Сессия Государственного Совета ЧР. Выступление по поводу незарегистрированных гаражей на территории городов Чувашской…
-
Между прочим
21 сентября 2023 года, 20-я Сессия Государственного Совета ЧР. Выступление по поводу рабочих кадров в Чувашской Республике.
-
Между прочим
Крым, 9 августа 2023 года. Настоящий фонтанчик в большой зале Воронцовского дворца.
- Post a new comment
- 0 comments
- Post a new comment
- 0 comments